В наушниках гремела музыка, точнее, лилась грустными нотами. Я смотрела на проезжающие мимо машины из окна автобуса, положив голову на руки, а руки на поручень. Этот утренний час в семьдесят девятом автобусе был моим личным ежедневным ритуалом, временем размышления и вдохновения. Хотя по факту – он был лишь дорогой до работы. Небо было серым и унылым, ровно, как и я, даже машины в пробке стояли черные, белые и серые – большая редкость. Кому, как ни мне знать, ведь каждое утро я въезжаю в эту пробку, как к себе домой.
К двадцати двум годам я окончила колледж в Бирмингеме и открыла свое мини-кафе, благодаря лучшему другу покойного отца. В этом кафе я и работала, ведь средств для оплаты чьего-либо труда у меня не было. А, нет, вру! В моем кафе подрабатывала подруга младшего брата, но её ставка была так мала, что даже на одних чаевых Эбигейл зарабатывала больше.
Если бы кто-то попросил меня описать мою жизнь двумя словами, я бы предложила «день сурка» или «незаурядная и стабильная». А что они обещали нам в колледже? Что после выпуска всё заиграет яркими красками, а возможности буквально будут преследовать нас по пятам. Они, наверное, перепутали, это мы теперь должны долбиться в каждую дверь в поиске возможностей и постараться не уйти в себя после тысячи отказов.
Скажете, мне грех жаловаться, ведь у меня своя забегаловка? Здесь я отвешу поклон дядюшке Майклу, ведь если бы не он, я бы реально ушла в себя, так как искусство меня перестало интересовать уже на втором курсе, а работать продавцом-консультантом я устала. Возвращаться домой с истертыми ногами и новым запасом оскорбительных высказываний в мой же адрес – увольте. Это всё дядя Майкл, единственный, кто слышал мои короткие вставки на семейных застольях типа: «вот открою своё кафе!», «а в меню у меня было бы…», «я уже подыскала место для аренды!». У мамы и братьев эта информация пропускалась мимо ушей, они со своими-то мечтами не реализовались, а тут ещё я со своими фантазиями.
И вот мой автобус поворачивает на самую угрюмую, пустую улицу, на остановке которой редко кто выходит. Только я. Вообще застать солнце в Бирмингеме – большая удача, но все мы довольствовались днями без осадков, потому как попасть под ливень здесь небольшое дело. Я шла излюбленной тропой, повернула перед цветочным магазином, затем пошла вдоль заброшенного ресторана, прошла короткий частный сектор, спустилась под мостом и оказалась на месте. Вот она, моя забегаловка, которую я назвала именно так, как и мечтала, будучи восьмилетней – «Лавандовая ветвь».
Место, которое я арендовала под кафе, было не самым проходимым, и далеко не популярным. Когда я выбрала соседний от доков дом, члены моей семьи буквально запротестовали, но все же смирились после козырного аргумента – здесь самая дешевая арендная плата. Дядюшка Майкл пусть и дал мне сумму уплаты на полгода вперед, но никто не обещал, что дело выгорит, и что я не останусь с пустым кошельком и разрушенной мечтой на выходе. Мне предстояло своими руками делать ремонт и привести заброшенный магазин глиняной посуды в уютный общепит.
Вдоль канала были построены самые посещаемые заведения: два паба (чешский и ирландский), мексиканская забегаловка, элитный бар и около четырех магазинов (рыболовный, продуктовый, хозяйственный и сувенирный). Заведения эти были представлены в очень прилежных, красивых кирпичных домах. Именно эти трехэтажные строения бросались в глаза первыми посетителям доков и туристам, а уже самые любопытные жители Англии могли нарваться и на мою кофейню, стоило им пройти вглубь кирпичных построек, где через два небольших здания возвышалась деревянная вывеска с выжженной надписью и рисунком.
Изначально я планировала ввести в меню лишь напитки и десерты, но многие обитатели доков были так рады появлению кафе, что надоумили меня расширить ассортимент. Стало больше видов кофе, больше закусок и перекусов, появился «суп дня».
Солист Arctic Monkeys уже допевал свой припев в моих наушниках, когда я завернула на улочку, застроенную кирпичными зданиями. Каждый раз при виде своей вывески у меня трепетало сердце – моя. Мое собственное кафе. Уютный уголок на пустыре, зато свой. Через стеклянную дверь я заметила суетливые движения Эбигейл.
– Слава Богу, Селина! Звонили из СЭС, они собираются прийти с проверкой во все заведения на территории доков в течение недели. – Вместо приветствия я систематически получала «приятные» новости.
– Эбби, брось мне фартук! – Попросила я, проигнорировав новость.
Эбигейл было семнадцать, она оканчивала старшую школу и уже в конце весны должна была сдавать важнейшие в своей жизни экзамены, а пока, вместо того, чтобы отправлять свое резюме в колледжи, заменяла чековую ленту. Схватив фартук, я завернула в уборную, где собрала свои длинные, густые волосы в тугой хвост. Резинок у меня всегда было про запас, потому как мои волосы выдерживали лишь сильнейшие.
– Почему ты здесь, а не в школе? – Спросила я, заливая молоко в опустевшую емкость аппарата.
– Сел, сегодня воскресенье, доброе утро! – Хохотнула Эбигейл.
Неужели воскресенье? Казалось, только вчера была среда. За последние месяцы все дни недели смешались воедино, ведь, как я уже говорила, какое мне дело, если что ни день, то «день сурка»?
Эбигейл – украшение моего кафе. Её морковные волосы, так же туго собранные в хвосте, и масса веснушек, которыми были усыпаны даже плечи, спина и руки девушки, напоминали о лете, о самых ярких закатах и о той огненной живости, с которой она у меня ассоциировалась, и которой так не хватало мне. Эбби обладала неиссякаемой энергией и добрым сердцем. Мы познакомились с ней, когда Мэттью, мой младший брат, пошел в первый класс. Они с Эбби стали одноклассниками и закадычными друзьями, потому из-за моей сильной привязанности к рыженькой непоседе, все девушки брата вызывали во мне недовольство. Но, его личная жизнь – не мое дело, так что приходилось держать свое мнение при себе.
– Заметила только утром, – указала Эбби пальцем на корзину, которую я вчера поставила около кассы. – Это что? Для печенья с шоколадной крошкой?
