— Вставай! — звучит тонкий, писклявый голос. — Есть хочу!
— Угу, — бурчу сквозь сон. — Я тоже.
Нос что-то щекочет, вызывая желание чихнуть.
— Давай! Открывай глаза, горе ты моё, — не унимается голосок.
Какой странный сон, думаю, с трудом разлепляя веки. Прямо перед моим лицом находится пушистый беличий хвост, точнее то, что под ним.
— Очнулась? — спрашивает зверёк, поворачивая голову.
— Мать моя, — протягиваю ошалело. — Началось…
— Что у тебя началось? — белка сощуривает чёрные бусинки глаз. — Совсем ополоумела со своими экспериментами! Корми меня, горюшко отмагиченное!
— Галлюцинации начались, — зачем-то отвечаю белке.
Голова болит, спину ломит. Кажется, я слишком долго пролежала в одном положении на чем-то твёрдом. Приподнимаюсь на локте, сжимая зубы от боли в пояснице. Нужно вспомнить, что произошло. Мозг с огромными усилиями скрипит серым веществом, словно телега с несмазанными колёсами.
— Данка! Эй! — зверёк ловко взбирается на плечо. — Не шути так. Я уж думал, померла ты ненароком. Шесть часов тут валялась на полу! Безответственная! Я мог умереть с голоду! Видишь? Мех потускнел!
Грызун эмоционально демонстрирует шерсть на светлом пузике.
— Не умер же, — отмахиваюсь от мохнатой галлюцинации.
— Данка!
— Я не Данка, — тоже мне глюк, даже не знает моего имени. — Эльвира. Эльвира Миллерова.
— Мать моя белочка, — удивленно протягивает зверёк. — Никак совсем ум отшибло! Караул! — взвизгивает в самое ухо. — Как жить-то теперь! Даночка, Даниэлочка! Хозяюшка ты моя! Да на кого же…
— Заткнись! — рявкаю, упираясь затылком во что-то твёрдое. — Без тебя тошно.
Картинка периодически расплывается. Странно. Ничего не помню. Хотя, нет! Как в академии училась помню, как с работы домой пошла… А потом? Почему на полу оказалась? Сознание потеряла? А чем я на работе занималась? Бред. Диплом у меня врача вроде был. Какого? Память подкидывает какие-то несвязанные куски — от содранной в детстве коленки до первого выпитого алкоголя.
— А я говорил! Говорил! Не нужно было звёздную пыль мешать с драконьим когтем, да ещё двести единиц силы сверху! — продолжает истерику белка. — Предупреждал же, что шарахнет! Оно и шарахнуло! Весь дом провонял. Ещё и себя теперь не помнишь.
— Заткнись! — рыкаю, сгребая нахального зверька в руку. — По-человечески прошу же… Что?
Не может быть, чтобы мои руки так выглядели! От удивления разжимаю пальцы, роняя визжащую белку на пол. Тонкие пальцы с ровными длинными ногтями. И татуировка на запястье — красный дракон, почему-то обнимающий передними лапами собственный хвост.
— У тебя зеркало есть? — спрашиваю у глюка, облизывая разом пересохшие губы.
— Да вон же, — белка перестаёт изображать хладный труп. — Сзади тебя.
С трудом поднимаюсь на подрагивающие ноги.
— Египетская сила! — от нахлынувшего ужаса волосы встают дыбом даже в самых неожиданных местах.
В зеркале отражается совершенно другая девушка. Стройная, худощавая брюнетка с чудесным багровым кровоподтеком под левым глазом.
Что за .... ? Я трогаю зеркальную гладь, надеясь, что это дурацкий розыгрыш. Глаза, губы, нос — все совершенно чужое, будто попала в какой-то идиотский фильм, где герои меняются телами. Никогда не любила этот жанр. Опускаю взгляд вниз, оценивая свежеприобретенный бюст и талию, упакованную в кожаный корсет. Мамочки мои…
— Кто это? Я так выгляжу? — разворачиваюсь, решая, что говорящая белка не так уж и плохо.
Пушистик перестаёт разглаживать хвост.
— Батюшки-светы! — хлопает лапками зверёк, вскарабкиваясь на стол. — Даниэла Элизабет Борн тебя зовут, — он внимательно рассматривает моё лицо. — Ты — магичка, хозяйка этой лавки, — указывает на помещение. — А я — твой фамильяр Нис.
Что за бред? Обхватываю голову ладонями, морщась от боли. Просыпайся, Эля! А если не Эля? Даниэла?
— Фами… Кто? — язык можно сломать.
Ну да, конечно, «циклопентанпергидрофенантрен» выговариваю, а об этого «фами-фами» спотыкаюсь.
— О-хо, — протягивает Нис, шустро взбираясь по рукаву мне на плечо. — Фамильяр! Волшебный дух, компаньон, шпион, помощник, а ещё мужчина в самом расцвете сил! — прикладывает когтистую лапку к моему лбу. — Ты совсем ничего не помнишь?
— Мужчина? — скептически смотрю на пушистый комочек.
— Да! — белка гордо выпячивает грудь. — Не надо тут видовую дискриминацию устраивать! Вспоминай давай!
— Ага, — с усилием нажимаю на виски, прислушиваясь к своим ощущениям. — Помню, что ты есть просил.
— Ох, горюшко моё отмагиченное, — цокает языком Нис. — Предупреждал же. Что теперь с тобой делать?! Лекаря какого позвать, что ли? Или, может, сразу мистера Флиппа?
Зверёк ловко спрыгивает вниз, направляясь к стеллажу напротив, продолжая что-то бубнить себе под нос.
Что из этого всего галлюцинации? Белка? Магия? Или прошлая жизнь? Поди разбери. Так! Хватит себя жалеть.
— Помоги же! — пищит белка с верхней полки.
А я поднимаю голову и, раскрывая от удивления рот, рассматриваю помещение:
— Египетская сила…
В небольшой с виду комнате, каким-то странным образом, умещается десяток стеллажей, заполненных всевозможными баночками, скляночками, бутылочками и канистрами. В отдельном углу под потолком развешены аккуратные пучки трав, гирлянды сушёных плодов. Дальше невысокий шкаф со стеклянными дверцами, задернутыми темно-синими шторками, видимо, чтобы не падать в обморок, каждый раз натыкаясь взглядом на содержимое.
— Данка! — доносится возмущённый голос.
Сзади меня стол, заваленный рукописями, черновыми пометками на клочках бумаги, зеркало в резной деревянной оправе, несколько бутылок из тёмного стекла, колбы, реторта, бюретка для титрования, штатив. На соседнем — спиртовка, тренога, штатив побольше и ещё куча какого-то оборудования.
Странно, непонятно и, что греха таить, страшно. Мне становится резко душно. Витражные окна здесь без каких-либо намёков на форточки, поэтому отыскиваю глазами дверь. Чёрное дерево испещрено мелкими узорами, в верхней части располагается цветная стеклянная мозаика — солнце, всходящее из-стилизованного леса.
Мечтая ощутить прохладу свежего воздуха, опускаю вниз серебристую ручку. Щелчок. И в комнату врывается шум оживленной улицы.
Я с трудом сдерживаю вопль ужаса.
Прямо перед моим лицом проносится нечто ярко-алое, напоминающее рыбий плавник. Тут же откуда-то сверху доносится возмущённые вопли:
