Зима на побережье Сомерсета, может, и вызывает у кого-то умиление своеобразной суровой прелестью, но Обри Фаркварсон к таковым не относится.
Крестьяне местных деревень в далеком 873 году, доведенные до разорения, голодные и изможденные, сложили пирамиду из камней на холме над Бристольским заливом, чтобы было откуда наблюдать за врагом, надвигавшимся с севера. Шли годы, угроза не исчезала, и постепенно пирамида превратилась в смотровую башню, которая затем разрослась до замка Кардоу – так называлась скала, на которой он стоял.
Ходили легенды, что камни замка скреплены слезами и кровью множества погибших. Во Вторую датскую войну замок подвергся длительной осаде, и тех, кто удерживал его, викинг Гантрум с приспешниками жестоко истязал. Особенно прославился Мангус Уолрейфен по прозвищу Ворон Смерти, которое он получил за украшавшую его корабль вырезанную из дерева огромную черную птицу с широко распростертыми крыльями – стервятника, готового, казалось, броситься вниз, на ничего не подозревающую жертву.
Захватив замок, Гантрум позволил своим воинам грабить, насиловать и убивать его обитателей. Мангусу приглянулась прелестная наследница Кардоу, белокурая голубоглазая саксонская девушка по имени Эрменгильда, и он взял ее в жены. Замок и деревня были переименованы, и Мангус с комфортом там расположился.
В течение двух лет викинги грабили Уэссекс, Мангус насиловал свою жену, а Эрменгильда покорно терпела. В конце концов король Уэссекса, которого через годы назовут Альфредом Великим, заставил викингов-язычников покориться не только Англии, но и христианству. Потерпев позорное поражение, Гантрум покинул Кардоу, прихватив приверженцев, в том числе и Мангуса. Тот оставил жену на третьем месяце беременности, но поклялся вернуться.
За время его отсутствия замок Кардоу превратился в прекрасно укрепленную твердыню, однако для того, что задумала Эрменгильда, высокие зубчатые стены были не так уж необходимы. Увидев, что корабль мужа входит в залив, она, спрятав острый кухонный нож в складках платья, сбежала вниз ко рву, на подъемном мосту, изобразив радость, обняла Мангуса и вонзила ему нож между лопаток. Так закончился – во всяком случае, по легенде – первый из множества неудачных браков в замке Кардоу.
Эту историю среди других Обри Фаркварсон услышала, пока ехала из Бирмингема. Ее попутчик – военврач, сидевший напротив в почтовом дилижансе, – как истинный бристолец с удовольствием всю дорогу плел небылицы, развлекая пассажиров. Когда прибыли в Майнхед, Обри поблагодарила его и отправилась на поиски гостиницы. Оказалось, что здесь она одна-единственная и настолько убогая, что Обри стало не по себе.
Хозяин гостиницы обрадовал ее сообщением, что та опоздала к экипажу, который был прислан из Кардоу, и часа два назад слуги майора Лоримера отказались дольше ждать. У хозяина гостиницы имелся, конечно, наемный экипаж, но удовольствие было недешевым. Обри вздохнула, но выбора у нее не было, и, достав из кошелька монеты, отправилась навстречу своей судьбе.
Когда экипаж, свернув с мощеной дороги, пересек осыпавшийся ров и медленно пополз к вершине скалы, Обри, придвинувшись ближе к окну, протерла кулачком запотевшее стекло и взглянула вверх. Замок, видневшийся на вершине, производил жуткое впечатление: ни дать ни взять иллюстрация к одному из романов миссис Радклиф, разве что не хватало стаи ворон, взмывающих к черному облаку на свинцовом небе.
И опять ей вспомнилась мрачная легенда об Уолрейфене, и Обри, вздрогнув, отвернулась от окна. Кучер попытался тем временем вписаться в следующий поворот, но плохо пружинивший экипаж, внутри которого стоял кислый запах отсыревшей кожи и гниющего дерева, покачнулся, а его колеса провалились в грязь по самые оси. Обри не горела желанием провести в замке, словно в заточении, следующие десять лет жизни, и, безусловно, не хотела она и везти ребенка в такое мрачное место. С противоположного сиденья на Обри широко раскрытыми глазами смотрел Айан, очень бледный и явно переутомленный. О чем только она думала, пускаясь с пятилетним ребенком бог знает куда? Переутомление, несомненно, только ухудшит его состояние. Конечно, можно было бы оставить его дома, но не было никого, кому она могла бы доверить своего ребенка.
– Мама, а этот человек точно даст тебе работу? – спросил он тихо. – Я не думал, что заболею в Мальборо. Может, сказать этому майору, что виноват я?
Наклонившись вперед, Обри пригладила блестящие черные волосы мальчика, такие же, как у ее отца, да и имя тоже – она не решилась его изменить. Ребенка с легкостью убедили в необходимости взять новую фамилию и забыть, что когда-то у него была другая, не очень сложно было исправить и шероховатости его произношения, убрать провинциальный акцент и выдать просто за одного из уроженцев Джорджии, оставшихся без отца. Но чтобы изменить имя…
Нет, Обри не смогла пойти на это. Кроме того, сегодня его имя, возможно, станет их помощником, хотя она очень надеялась, что до этого не дойдет. Во всяком случае, она сделала все возможное, чтобы у мальчика над головой была крыша, а ищейки потеряли их след. Замок Кардоу, заброшенный и неприступный, подходил для этой цели как нельзя лучше.
Обри обняла сынишку и прошептала:
– Ты ни в чем не виноват, малыш. Все будет хорошо. Я уверена, что майор Лоример даст мне работу, и у тебя будет и дом, и еда.
Айан успокоился и даже закрыл глаза.
Вскоре экипаж загрохотал по булыжной подъездной дорожке. Высоко вверху, в середине арки над въездом, сквозь узкое окно пробивался слабый свет. Их заметили, и массивная металлическая старинная решетка, которая закрывала въезд, поднялась со ржавым скрипом и треском. Обри обняла сынишку и посмотрела вверх, по коже у нее побежали мурашки: что, если эта громадина сорвется прямо им на крышу?
Но нет, обошлось. Кучер-горбун высадил их возле привратницкой, выгрузил их дорожные корзины и забрался на козлы. Обри едва удержалась, чтобы не броситься к нему и попросить не уезжать. Дождь опять полил как из ведра, и кучер торопился поскорее вернуться обратно по опасной дороге, пока ее совсем не развезло. Крепко взяв малыша за руку, Обри подошла к дому и постучала в дверь молотком.
– Мне ничего не сказали о ребенке, – удивленно заметила служанка, впустив их в прихожую. – Дело в том, что Певзнер, дворецкий, вместе с лакеями отправился в «Королевскую гавань» промочить горло, а я прямо не знаю, что делать.
