Снорхейм, март 794 г. от Р. Х.
Альрик с трудом пробирался по окровавленному снегу между скромными домиками Снорхейма. Начиналась ночь Торжества браслетов[1].
Раз в девять лет боги требовали девять голов самцов любого вида. На стенах домов со стороны улицы висели отрубленные головы козлов, кабанов и быков – домашних животных крестьян. Воины же и охотники поселения предпочитали жертву более опасную. Вон там, на безлистном вязе перед домом Альрика, болтаются на холодном ветру девять медвежьих голов. А его сосед и брат жены, Ситрик Шелковая Борода, убил девять волков. Домашний скот и дикие звери – все принесенные в жертву здесь были в равном положении: кровь и тех и других орошала пороги, на которые ступали люди, входившие в жилища и выходившие из них, разнося кровавое свидетельство древнего праздника по всему поселению. Все дома Снорхейма связаны теперь этой красной лентой. О́дин, жнец и мельник, мог быть доволен.
– Назначит ли меня наконец Суртур членом команды? – вполголоса проговорил Ситрик, идя рядом с Альриком, когда они уже приближались к цели на окраине поселка – Большому залу Суртура Черного, их предводителя и военачальника.
Альрик бросил взгляд на шурина. Тот выглядел маленьким тщедушным человечком, на всем облике которого явно сказался пережитый голод зимних месяцев. Свое прозвище Шелковая Борода получил по отличительной черте – редким тонким волоскам на подбородке. На щеках же борода и вовсе не собиралась пробиваться. Ситрик был хорошим охотником, это правда, но он вряд ли когда-нибудь сможет поднять меч, не говоря уже о том, чтобы пытаться как следует орудовать им. Альрик даже не был уверен, выдержит ли Ситрик плавание на корабле «Висундур» в открытом море без вреда для себя. Но Ситрик был той же крови, что и Катла, жена Альрика, а как же можно любить свою жену и не уважать ее брата?
– Все может быть, – ответил Альрик. – Но ты же знаешь, что Суртур – любитель мальчиков. Может статься, ярл возьмет тебя не на один из своих кораблей, а в свой Зал, где ты должен будешь прислуживать ему.
Ситрик рассмеялся. Но в его смехе слышались нотки страха. «Ситрик, Ситрик, – с грустью подумал Альрик, – как же ты мечтаешь когда-нибудь напасть на поселение франков, если боишься даже своего ярла?»
– А это правда? – напряженным голосом спросил Ситрик. – То, что Суртур отбирает себе мальчиков из числа пленных, насилует их, а потом убивает?
Облака пара от его дыхания висели в воздухе вокруг губ.
– Смотри-ка, – указал Альрик на огромное строение, уходя от ответа, – зал ярла уже в праздничном освещении!
Вокруг стен из массивных бревен в снег были вкопаны деревянные столбы. На них горели факелы, окружая Большой зал светом, отдающим перезрелыми опавшими плодами.
– Ответь, Альрик! – не унимался Ситрик. – Суртур – насильник мальчиков, да? Потому-то у него до сих пор и нет потомства. Ведь он…
– Замолчи, дурак! – прошипел Альрик. – Если тебя кто-нибудь услышит, ты закончишь свои дни вон как те, видишь?
Он указал на ворота, перед которыми был вкопан столб. Летом Суртур приказывал привязывать к нему медведей и заставлял своих лучших воинов бороться с ними. На спине Альрика осталось больше следов от медвежьих когтей, чем волосков в его черной бороде.
Сегодня к столбу были привязаны люди – девять молодых рабов, мальчиков для утех ярла, надоевших ему. Они еще были живы и пытались бороться с холодом, тесно прижимаясь друг к другу. Скоро мороз одолеет их, и, прежде чем закончится праздник, они будут бессильно и неподвижно висеть на своих путах, моля богов о смерти. Однако смерть придет не от холода, а от рук Суртура: он отрубит им головы, дабы окропить кровью самцов рода человеческого землю перед своим Залом, как того требуют боги на Торжество браслетов.
Проходя мимо молодых людей и не отрывая от них глаз, Ситрик едва не остановился перед леденящим тело и душу зрелищем, однако Альрик резко подтолкнул его вперед, к широко распахнутым дверям Зала, и они вошли.
Внутри пылал костер высотой в человеческий рост – искры разлетались во все стороны. Это Локи, бог огня, раздавал тумаки своим детям. Ряды скамеек вдоль стен были заполнены до отказа. Среди прочих гостей Альрик узнал экипажи кораблей «Висундур», «Штормовая великанша», «Золотая грива» и «Разрушитель рифов».
Были здесь и незнакомые лица, выжидающе рассматривавшие Альрика, – люди из других поселений, с других кораблей. Их пригласил ярл, чтобы приумножить свою славу. Таков обычай: глава самого могущественного поселения делал подарки соседям, чтобы те чувствовали себя обязанными ему. Вина и мяса было достаточно, чтобы гарантировать мир между селеньями, а браслетов из бронзы и серебра – чтобы купить и руку с мечом, и кровь того, кто носит этот меч.
Однако все это выглядело лишь жалкой подачкой по сравнению с тем, что подарил ярл Альрику два дня назад: зубчатый шлем, золотой флаг, кольчугу и восемь лошадей в разукрашенной упряжи с искусно отделанными седлами. Этой ночью Суртур объявит, что же он потребует за свою щедрость. И Альрику перед двумястами парами глаз придется поклясться ему в преданности.
Зал принадлежал мужчинам. Так же как и все жертвы этой ночи были мужского пола. Во всем остальном тоже не было ничего, связанного с женским: воины голосили басом, воздух казался жирным от пота и вони кишечных газов, а танцоры выплясывали как козлы. Даже древесина, пошедшая на постройку этого Зала, принадлежала бы не к женскому, а к мужскому роду, если бы деревья имели пол.
– Альрик здесь! – крикнул кто-то, отправляя в рот огромный кусок жареного мяса.
Шум стих. Альрик надеялся, что ему удастся опьянить себя хмельным медом, прежде чем Суртур заставит его дать клятву вассала, однако ярл жил и действовал так же, как и орудовал своим боевым топором, – бил быстро и точно в цель.
Темноволосый и мрачный хозяин Большого зала восседал на своей скамье у дальней стены. Сухая кожа на лбу отсвечивала красным. Перед ним стоял единственный здесь стол, на котором лежал перевернутый серебряный кубок, и его содержимое разлилось по поверхности стола – хмельной мед стекал на пол, собираясь в лужу. По бокам Суртура расположились двое юношей, прижимаясь к шкурам на плечах своего господина, и один из них слизывал бараний жир с его губ.
