Они снова собрались переезжать. С вечера весь багаж был упакован. Наутро, по привычке выглянув в окно, Лера вдруг с изумлением обнаружила, что пристань, которая всё время стояла совсем недалеко от их дома – прямо в нескольких десятках шагов – исчезла. Ведь ещё вчера стояла возле берега, покачиваясь на волнах от подплывающих к ней пароходов, – как ни в чём не бывало. А сегодня – пропала! Как будто волшебным образом испарилась куда-то – следом за прошедшим несколько дней назад ледоходом! Эта пристань ещё как-то мудрёно называлась: «дебаркадер1. «Де-бар-кал-дел… де-бал-ка-дер… де-барр-ка-дерр…» – повторяла Лера бессчетно раз, учась правильно выговаривать, и одновременно запоминала новое для себя слово.
Секрет исчезновения пристани-дебаркадера оказался очень прост. Это речное начальство распорядилось оттащить его ночью вниз по течению на целый километр – на более глубокое место. Потому что после весеннего половодья Кама в этом месте сильно обмелела. И во время «навигации» (Лера услыхала ещё одно незнакомое слово) пароходам теперь не будет невозможности подходить к пристани.
Об этом, пока они ехали, Лера узнала от словоохотливого пожилого лодочника. Потому что из-за «убежавшего» за ночь плавучего причала им пришлось плыть на лодке. Возмущённая таким поворотом дела с пристанью, теперь их мать вынуждена была нанять лодочника за деньги. Чтобы перевести багаж. Она хотела, чтобы он довёз всех пятерых, вместе со скарбом, до парохода. Но тот наотрез отказался брать всех на борт – из простого соображения безопасности. Сказал, что лодка не выдержит их веса и багажа. Тогда мать взяла часть багажа и Леру в лодку. А старшим детям – дочери и сыну – велела идти пешком с небольшим узлом и чемоданом в сторону пристани. Они послушались и пошли по узкому, местами вязкому берегу реки, вскоре исчезнув из виду.
Лодочник, осторожно и плавно, без единого всплеска, вёл лодку. Он бесшумно взмахивал длинными вёслами, словно неведомая птица крыльями, низколетящая над водой. Лодка при каждом взмахе его тяжёлых вёсел, похожих на длинные деревянные лопаты, мерно поскрипывала в ржавых уключинах и послушно скользила вниз по течению. Крепко вцепившись в её борт, девочка со страхом смотрела в чёрную неподвижную воду. Она всего каких-нибудь сантиметров пяти не доходила до краёв борта – настолько была перегружена. Стоило лишь кому-нибудь из них нечаянно качнуть лодку, как она, зачерпнув воды, мгновенно пошла бы ко дну. Поэтому лодочник приказал ей сидеть тихо, как мышке.
Мать с Лерой ещё только подплывали к пристани, а брат и сестра были уже рядом и махали им руками. Потом из лодки, уткнувшейся в берег недалеко от дебаркадера, ребята помогли им выбраться. А лодочник подавал вещи. После этого мать расплатилась, и он уплыл.
Все вместе они быстро и дружно перенесли багаж на крытую палубу. На улице было пасмурно и холодно. С реки дул хотя и весенний, но холодный и порывистый ветер. Все-таки это был средний Урал. Потом начал накрапывать мелкий дождь. Они вовремя добрались до пристани и потому не успели промокнуть. Зато долго пришлось ждать парохода.
Только к вечеру он, гулко гудя и шлёпая огромными, чуть ли не как у мельницы, выкрашенными в красный цвет, лопастями-плицами, причалил к пристани. Пассажиров было не очень много. Кроме них Лера насчитала на пристани ещё восемь человек – считать она хорошо умела до двадцати. А до ста – ещё путалась. И всегда при счёте смотрела на сестру. Та вовремя подсказывала.
– Ого-го! Всего двенадцать человек на такой большой пароход, – вслух воскликнула Лера. Но потом на пароходе она с удивлением обнаружила ещё и других пассажиров. Их было довольно много. Некоторые стояли вдоль борта, держась руками за поручни и с любопытством рассматривали незнакомый посёлок, к которому они причалили. Эти люди ехали откуда-то с верховья Камы дальше. Их всех Лера пересчитать уже не смогла.
Денег у них было очень мало. Поэтому мама не могла позволить себе каюту – даже общую. Их поселили где-то внизу, в узком служебном коридоре – прямо рядом с машинным отделением. Машинное отделение отделяла от пассажиров невысокая железная стенка со стеклянной перегородкой – до самого верха. Но Лере хорошо было видно и слышно, как за стеклом внизу, с оглушительным грохотом, крутилась какая-то чёрная железная махина. Она вся лоснилась, густо смазанная машинным маслом, под тусклым светом электрической лампочки под потолком.
Вокруг неё, словно живые, попеременно сгибались вперёд и назад чёрные суставы огромных страшных, как у рака, рук-клешней. Ей всё время казалось, что махина вот-вот сорвётся со своего места. Она представила, как та обрушится на неё и схватит своими железными ручищами. От вида этих страшных рук, которые попеременно тянулись к ней, Лере вдруг стало до ужаса страшно.
Девочка крепко-крепко – до красных искр и звёздочек – зажмурила глаза. Но махина продолжала крутиться с прежней скоростью. И, похоже, что турбина (так «махина» называлась по-настоящему), и два её маховика, которые она приняла за две огромные и страшные клешни, – совсем не собирается срываться с места. Более того, – она даже не обращает внимание на маленькую трусишку, занятая своей очень важной работой. Наконец поняв это, Лера успокоилась.
Спустя некоторое время она совсем освоилась и уже могла долго и бесстрашно смотреть на турбину. Потом она узнала – турбина с шатунами приводит в движение пароходные плицы2. А они крутятся и толкают большой и тяжёлый пароход вперёд. Потом Лера привыкла к машине за стеклом, и ей надоело смотреть на неё. По громыхающей железной лестнице, которая называлась трап, она стремглав взлетела на палубу. Её легкое тонкое пальтишко затрепал свежий и сильный ветер с реки.
Наутро Лера поднялась со своей лежанки возле машинного отделения и, спросив разрешения у матери, снова поднялась наверх. Она оказалась на просторной открытой палубе, тесно заставленной какими-то большими бочками, тюками и ящиками. Она растерянно оглянулась, ища глазами брата и сестру. Сестра увидела её, крикнула и помахала рукой. Ребята стояли у самого борта, держась за верёвочные поручни. Она подбежала к ним и оглянулась по сторонам.
