1. пролог
Загудели вихри магические, сплетаясь, задрожал древний замок, извергая в пространство магические сгустки великие, потемнело небо на много вёрст округ, поднялись в небо мощные магические смерчи и завяли цветы алые, издревле обвивающие замок…
Нет больше одного из сильнейших родов королевства, нет и никогда не будет. Позором покроется имя рода сего и ужасную историю его будут рассказывать в назидание потомкам…
А те, кто ещё недавно считались лучшими, стали худшими. Не подаст им никто ни крошки хлеба, ни глотка воды, а ежели захотят они из лужи напиться, погонят их палками от сей лужи…
И выжгли им на лбах их по десять полос калёным железом и выбрили им головы их и брови…
Чтобы никто не обманулся, чтобы никто и капли жалости не подарил отверженным. Сутью рода отверженным, великой магией отверженным…
Людьми отверженным…
2. глава 1
Мицариэлла.
Сколько себя помню, моя жизнь не менялась никогда. Никогда ни батюшка, ни матушка не удостаивали меня вниманием своим. Да, конечно, в гостиной я сидела вместе со всеми, и еду слуги подавали мне на равных, правда, в последнюю очередь.
Да, конечно, одежда у меня тоже соответствовала батюшкиному статусу зажиточного купца. На этом, правда, всё. Не было ни одного слуги, ни одной нянюшки, коих в нашем замке предостаточно, кто хотя бы замечал меня.
Зато была моя сестра, вокруг которой и крутились все эти слуги, няни, да и батюшка с матушкой не жалели для нее ни любви, ни ласки. А, совсем забыла. Мне ещё дозволялось сидеть где-нибудь в уголке на уроках моей сестры. Учителя к ней приглашались самые лучшие, каких только можно найти за деньги.
Училась моя сестра неохотно, зато я наслаждалась этими уроками, запоминая каждое слово её учителей. А так как втолковывать науки моей сестре учителям приходилось не по одному разу, к концу её обучения я уже знала не меньше каждого учителя.
Вы, может быть, думаете, что со мной что-то не так, что я не дочь своих родителей, например, или не вышла внешностью, или что-то ещё. Нет, я обычной внешности, хорошенькая, даже красивая, зла никому не желаю, ума тоже имею немало, особенно по сравнению с моей сестрой.
Нет, дело лишь в том, что я не могу говорить, ну, то есть все окружающие думают так. А у нас неговорящие считаются не только знаком проклятия для семьи, но и даже лишёнными ума, поэтому никто и не тратил на меня ни силы, ни время.
Гостям замка меня представляли как дальнюю слабоумную родственницу, которую моя благородная семья держит из жалости. Но это бывало очень редко, чисто случайно, когда гость являлся внезапно и меня просто не успевали запереть в моей комнате, очень, кстати, просторной и удобной. То есть, вы, наверное, поняли, что мое существование просто скрывали от окружающего мира. Другими словами, моя семья не дала мне шанса на легальную жизнь. Знаете, это обидно.
Правда, я не могла говорить лет до пяти, да. А потом я поняла, что на самом деле быть как бы невидимой для других, это даже интересно, можно узнать много того, что недоступно другим, например, опять же, моей сестре. Поэтому теперь, когда мне минуло девятнадцать, я по-прежнему невидимка для окружающих, никто из них не слышал от меня ни слова. И не услышит.
Лет с пяти со мной вообще происходило много чего интересного. Например, я обнаружила, что прекрасно вижу в темноте. Это совпало как раз с тем временем, когда я смогла произнести своё первое слово. Это было слово лес, ведь разговаривала я только с деревьями. Всех остальных я не считала достойными общения со мной, я вообще очень быстро повзрослела.
Дни мои текли однообразно, мою сестру куда только ни возили и что только она ни видела, а у меня были только уроки сестры, на которых я обожала присутствовать, забившись в угол, и потом, книги. Мой батюшка считал престижным иметь большую библиотеку и покупал всё подряд и всё, что мог, при этом уверена, он сам не прочитал ни одной книги.
Зато для меня огромным наслаждением было забраться в библиотеку, не торопясь выбрать очередную книгу, и потом, забравшись в самый дальний конец нашего огромного сада, переходящего в лес, читать, читать и читать. Надо ли говорить, что о моих посещениях библиотеки не знал никто, равно как и о том, что я прекрасно умею читать.
Я уже говорила, что в темноте я вижу как днём и это здорово, поэтому обычно в библиотеку я и ходила ночью и читала, уютно устроившись в корнях какого-нибудь моего друга дерева тоже в основном по ночам.
Да, да, вы не ослышались, моими лучшими друзьями были именно деревья. Им я рассказывала о немудреных событиях моей жизни, делилась своими обидами, иногда даже плакала, а они показывали мне картинки, возникающие в моей голове.
3. глава 2
Так и текла моя жизнь, и ничто не предвещало перемен, пока однажды за завтраком мой батюшка не сообщил как бы между прочим, что герцог де Брилье, по слухам, на грани разорения, ему срочно требуются денежные вливания и это отличный повод породниться с герцогом. И таким образом, потомки нашего рода уже будут чистокровными герцогами, а не жалкими купцами.
Правда, ложкой дёгтя в этой бочке мёда является старший сын герцога Антуан де Брилье, которого герцог, собственно говоря, и собирался женить на богатой наследнице. Слухи, ходившие про Антуана, были противоречивы, непонятны, но сходились все только в одном - все те девушки, кто начинал общаться с Антуаном, через какое-то время пропадали бесследно.
Правда это или нет, батюшка разбираться не хотел, но вот отдать мою сестру наотрез отказался. Что же делать? И дочку жалко, и герцогство - вот оно. Конечно же, пожертвовать ущербной, что же еще. План батюшки был прост и гениален. Я говорила, что мы с сестрой очень похожи? Так вот, жениться герцог должен был на мне под именем моей сестры, Лайлинны, затем уже как повезет.
Если батюшка успеет организовать молодому де Брилье несчастный случай раньше, чем пропаду в неизвестном направлении я, ну хорошо, если позже - тоже ничего страшного, моё исчезновение можно скрыть и Лайлинна благополучно становится вдовой, герцогиней и при своих же деньгах.
Да, да, мысль о том, что батюшка легко расстанется с кучей денег - крайне ошибочна, вообще- то. Матушка была в восторге, Лайлинна тоже, ну а я, что я? Все равно же ничего не пойму, так о чем жалеть-то, вернее, о ком.
В этот день я впервые за долгое время горько плакала, сидя в моём любимом убежище у подножия старого развесистого дуба. Дуб тихонько шелестел листвой и впервые не показывал мне никаких картинок, мне вообще показалось, что он разговаривает с соседними деревьями, под дружный тихий шелест листьев которых, наплакавшись, я уснула.
4. глава 3
