— У тебя взгляд такой, будто опять о делах самосмертоубийственных задумалась, — Водя вынырнул и сел рядом.
Я сидела, чувствуя, как по спине с мокрых волос стекает вода ледяная, да холодно мне было не от этого.
— Весь, переоделась бы, я отвернусь, — водяной глядел на меня с тревогою.
— Красиво здесь, — ответила ему, да вновь колени руками обняла, голову поверх уместила, и в никуда смотреть продолжила.
Но было красиво, что есть, то есть.
Тишина исчезающей ночи сменялась шелестом ив, склонившихся до самой воды, да тонкими ветвями своими той воды касаясь. Дымка тумана предрассветного скрывала берега, создавая ощущение бесконечности. Темная вода казалась бездонной топью. Красиво, волшебно, завораживающе… только холодно очень на душе.
— Ведьм к себе позвала, — проговорила отрешенно.
— Горы им выделишь? — Водя надеяться на мою разумность перестал, сходил сам взял мое полотенце, вернувшись, на плечи мне накинул.
— Одну гору, да, — подтвердила его предположение.
— Это хорошо, наверное, — не слишком уверенно сказал Водя.
— Наверное, — и у меня уверенности не было никакой.
Посмотрел на меня водяной, ближе придвинулся, обнял, к себе привлек, да едва уткнулась носом в грудь его широкую, сказал тихо:
— Все пройдет, Веся, все пройдет. А я с тобой останусь навсегда, не смотря ни на что.
Кивнула, с трудом слезы сдерживая.
— Ты же знаешь — лес лечит, и вода лечит тоже.
— Знаю, — обреченно прошептала в ответ.
Помолчал Водя, помолчал, да и молвит вдруг:
— А хошь сегодня на ярмарку? Леденца тебе куплю на палочке, бус ярких, платок серебром вышитый? А опосля через костер прыгать будем, да хороводы водить!
Отстранилась от него, поглядела недоуменно.
— Чай не суббота сегодня? — вопросила растерянно.
— Она самая, — подтвердил Водя.
Призадумалась я, настороженно на водяного глядя, да и прикинула — в ситуации военного положения нашенского ходу из лесу моего мне не было, если только не на территории Води Водимыча. А в его территории входил и построенный на болотах Выборг, и тамочки с водяным рядом мне ничего не угрожало-то. А потому, слезы смахнув непрошенные, сказала решительно:
— А пошли!
— И пойдем! — Водя сам обрадовался, словно груз тяжелый с плеч скинул.
— Через четверть часу на опушке встречаемся? — поднимаясь, спросила я.
— За тобой зайду, — решил водяной.
А я про аспида-архимага вспомнила, содрогнулась мысленно, побледнела, кровь от лица-то ощутимо отхлынула, да и решила:
— У Заводи твоей встретимся, тут жди.
Посмотрел на меня Водя пристально, но говорить ничего не стал, кивнул лишь.
***
В Выборг я ходила сироткой разнесчастной, у коей мачеха злее самой злой ведьмы. Косы мои были цвета соломы серой, без лент да без украшений. Веснушки по лицу всему убогому, сарафан унылый выцветший, да лапти сношенные. Насилу все нашла — опосля прошлого похода в Выборг уж столько всего случилось, да и в шкафу моем вещей прибавилось сполна, так что повозиться пришлось изрядно. Но нашла, насилу лапти под кроватью разыскала, долго пытаясь припомнить какие из них для какого городища-то. В Выборг я ходила аки сирота, но сирота при мачехе, а в Нермин как сирота круглая. И вот поди выбери нужные лапти из двух пар в меру сношенных да стоптанных. По всему разумению в Выборг требовалось бы те, что к воде устойчивые, а значица вот эти, с подошвой из лозы ивовой сплетенные, но они как-то совсем плохо выглядели, имелись опасения, что на ногах-то и развалятся.
Тут дверь скрипнула.
— Тихон, — не оборачиваясь, позвала я, — подскажи, будь другом, лапти эти еще день выдержат, али как?
Молчание тягостное ответом мне было. Но Тихон всегда молчит, привыкла уж.
— А что у нас сейчас? — призадумалась вдруг. — Лето, али осень уже?
— Осень. Дождливо.
От голоса того вздрогнула я, обернулась медленно — у двери аспид стоял.
— Я бы даже сказал — ливень проливной.
Смотрел на меня аспид взглядом злым, колючим, а слова чеканил, каждое — как удар отточенный. Только вот одного он не знал, не ведал — для меня весь вид его словно один удар отточенный, и попал тот удар в сердце, в самый центр его, да и остался там кинжалом острым.
— Оклемался уже? — спросила безразлично, вновь на лапти задумчиво уставившись. — Ну, коли оклемался, ступай делом займись, не мозоль глаза понапрасну.
Хмыкнул, но гнев даже в усмешке чувствовался.
— А ты, как я погляжу, лес покинуть собралась? По делу, али как?
Смотрю на лапти, а они мне такими убогими показались вдруг. Ну и разумею ведь, что не чародейские туфельки то, а все же желания надевать эти лапти вдруг не стало, испарилось оно, аки первый снег на осеннем ярком солнышке.
— Аспид, — выбрала те лапти, что на ивовой подошве, у кровати кинула, да поднялась резко, — ты если забыл, кто в лесу этом хозяйка, то лучше вспомни. Иначе мне напомнить придется!
Оглянулась через плечо — стоял аспид, глаза змеиные, что две щелочки, руки на груди могучей сложены, да так, что хочешь — не хочешь, а браслет видно. И браслет тот без алмазов зеленых, каким был, таким и стал вновь. Моргнула я, надеясь, что морок то, али просто почудилось — но вот он аспид, и браслет обручальный на нем таков, каков был, когда сама ему отдавала.
— Тебе опасно выходить из лесу, — мягко, вкрадчиво, плавно как-то произнес аспид.
Агнехран так не говорит, ни разу не слышала.
Да только я о том думать не стану. Ни сейчас, ни на ярмарке, ни опосля нее. Никогда не стану.
— Перед тобой отчитываться предлагаешь? — спросила безразлично.
Промолчал, а глядит все так же пристально.
Я же глядеть не стала, вернулась к сборам хитрым, весьма хитрым — при виде аспида напрочь позабыла я о том, какие бусики носила в Выборг. Или не носила? Остановилась перед шкафом своим, смотрю задумчиво, вспомнить пытаюсь… А от двери вдруг раздалось:
— Веся, что я сделал не так? Прямо скажи, не терзай душу мне.
Не оборачиваясь, со вздохом тяжелым молвила:
— А она у тебя есть разве?
Ответом мне грохот двери стал — захлопнул видать, с яростью дом мой покинув.
А я как стояла, так голову запрокинула, слезы в глазах сдерживая, чтобы не сорвались с ресниц, не потекли по щекам, не…
— Даже не знаю, кому из нас ты душу сильнее терзаешь — мне али себе! — гневно аспид произнес.
Замерла в растерянности, вздохнула судорожно, да и… Сарафан схватила, бусы, ленты, лапти со скамьи и топнув ногой, открыла тропу заповедную, хоть и тяжело, ой тяжело ее из избы открывать.
— Веся! — окрик, исчезающий вдали.
