Элизабет Чедвик - Летняя королева

Elizabeth Chadwick

The Summer Queen

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Copyright © 2013, 2014 by Elizabeth Chadwick

© Гордиенко В., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2024

В романе я называю королеву Алиенорой, а не Элеонорой, потому что так она называла себя и именно так ее имя написано в составленных ею хартиях и упоминается в англо-нормандских текстах. Мне показалось, что будет уместно таким образом признать ее заслуги.

Алиенора проснулась на рассвете. От высокой свечи, горевшей всю ночь, остался лишь огарок, и даже сквозь закрытые ставни было слышно, как петухи, встрепенувшись на насестах, стенах и навозных кучах будили Пуатье. Петронилла спала, зарывшись в одеяло, ее темные локоны разметались по подушке. Алиенора встала с кровати, стараясь не разбудить младшую сестру, которая капризничала, если ее беспокоили слишком рано. К тому же Алиенора дорожила минутами наедине с собой. День предстоял необычный, а шум и суета, раз начавшись, не прекратятся еще долго.

Она накинула сложенное на крышке сундука платье, сунула ноги в мягкие туфли из тонкой кожи и отперла маленькую дверцу в ставнях, чтобы выглянуть наружу и вдохнуть новое утро. Легкий влажный ветерок принес знакомые запахи дыма, мшистых камней и свежего хлеба. Заплетая косы проворными пальчиками, она любовалась чередующимися лентами угольного, светло-бежевого и золотистого цветов на восточном небосклоне, а потом с задумчивым вздохом вернулась к кровати.

Сдернув с вешалки накидку, она на цыпочках вышла из спальни. В соседней комнате просыпались служанки, зевая и протирая сонные глаза. Алиенора, будто юная лисичка, проскользнула мимо и бесшумно сбежала по лестнице башни Мобержон, в которой располагались жилые покои герцогского дворца.

В большом зале заспанный юноша расставлял корзины с хлебом и кувшины с вином на длинном столе. Алиенора ухватила с краю еще теплый, недавно из печи каравай и вышла на улицу. Кое-где в домишках и хозяйственных постройках еще горели фонари. С кухни доносился стук кастрюль, кого-то ругал за пролитое молоко повар. Знакомые звуки будто уверяли, что все хорошо, даже на пороге перемен.

В конюшне готовили лошадей к путешествию. Жинне, пятнистая верховая Алиеноры, и Морелло, лоснящийся черный пони сестры, топтались в стойлах, а вьючных лошадей уже запрягли – во дворе стояли телеги, готовые везти груз полторы сотни миль на юг из Пуатье в Бордо – где им с Петрониллой предстояло провести весну и лето во дворце Омбриер на берегу реки Гаронны.

Алиенора протянула Жинне ломоть свежего хлеба и потрепала кобылу по теплой серой шее.

– Папе необязательно идти в Компостелу, – сказала она лошади. – Разве он не может остаться дома, с нами, и молиться здесь? Терпеть не могу, когда он уезжает.

– Алиенора.

Она вскочила и, пылая от стыда, встретилась взглядом с отцом, сразу по выражению его лица поняв, что он ее слышал.

Высокий, с длинными руками и ногами, с каштановыми волосами, припорошенными сединой на висках и над ушами. От уголков глаз расходились глубокие морщины, а впалые щеки подчеркивали четко очерченные скулы.

– Паломничество – важное обязательство перед Богом, – серьезно произнес он. – А вовсе не глупая прогулка, на которую отправляешься из прихоти.

– Да, папа.

Она знала, как важно для него паломничество, действительно необходимо для блага его души, но все равно не хотела, чтобы он уезжал. В последнее время отец изменился: стал замкнутым, обремененным чем-то, и она не понимала причины.

Указательным пальцем он приподнял ее голову за подбородок.

– Ты моя наследница, Алиенора, и должна вести себя так, как подобает дочери герцога Аквитанского, а не капризничать, будто дитя.

Алиенора возмущенно отстранилась. Ей было тринадцать лет, то есть совершеннолетней она стала уже год назад и по праву считала себя взрослой, хотя и не желала отказываться от отцовской любви и отпускать его в неизвестность.

– Вижу, ты все понимаешь. – Он наморщил лоб. – Пока я в отъезде, Аквитанией правишь ты. Наши вассалы поклялись тебе в верности, и ты обязана чтить их преданность.

Алиенора прикусила губу.

– Я боюсь, что ты не вернешься… – Ее голос дрогнул. – Что я больше тебя не увижу.

– Дитя мое! Бог даст, я непременно вернусь. – Он нежно поцеловал ее в лоб. – Я еще не уехал. Где Петронилла?

– Спит, папа. Я не стала ее будить.

За Жинне и Морелло пришел конюх. Отец вывел Алиенору во двор, где серый рассвет уступал более теплым краскам. Герцог нежно дернул дочь за пышную медово-золотистую косу.

– Ступай разбуди ее. Потом будете с гордостью рассказывать, как прошли хотя бы немного по следам святого Иакова.

– Хорошо, папа.

Пристально взглянув на отца, Алиенора ушла – она держалась очень прямо, шагала уверенно и степенно.

Гильом вздохнул. Его старшая дочь стремительно становилась женщиной. За последний год она заметно выросла, бедра и грудь слегка округлились. Она была восхитительна; стоило лишь взглянуть на нее – и его боль напоминала о себе с новой силой. Алиенора слишком молода для того, что ее ждет. Господи, помоги им!

В спальне Алиенора увидела, что Петронилла проснулась и собирается в дорогу, деловито укладывая любимые безделушки в матерчатую сумочку. Флорета, повсюду сопровождавшая их кормилица, вплетала в роскошные каштановые косы Петрониллы голубые ленты, убирая волосы с лица и открывая нежный изгиб ее щек в профиль.

– Куда ты ходила? – требовательно поинтересовалась Петронилла.

– Никуда – просто гуляла. Ты спала.

Петронилла затянула шнурок на сумке и помахала кисточками на концах завязок.

– Папа сказал, что привезет нам освященные кресты из усыпальницы святого Иакова.

«Можно подумать, освященные кресты как-то восполнят предстоящую разлуку с отцом», – подумала Алиенора, но придержала язык. Петронилле исполнилось одиннадцать лет, но рассуждала она по-детски наивно. Сестры были близки, однако два года разницы порой казались пропастью. Алиенора заменяла Петронилле покойную мать, в то же время оставаясь сестрой.

– А когда он вернется после Пасхи, мы устроим праздник, правда? – Распахнув карие глаза, Петронилла искала подтверждения своим надеждам. – Правда?