/ – картинка №1 – / Что посеешь, или То и вырастет /
Однажды невероятный слух пошел по Кенсингтону – Брайан нашел шиллинг!
Ох уж этот Брайан у нас! Везунчик! Везило! Вечно ему везет, везуну этакому!
Конечно же, сей тавтологический слух распускал Коллинз, не добавляя одного – в какое время укладывается это «вечно», ведь всем достоверно было известно, что Брайану повезло всего дважды в жизни: один раз, когда он организовал группу, другой – когда он перегрыз и сбежал от жены. Однако достойный Фил, помимо таланта варить «Двойной Кенсингтон», обладал и еще одной невероятной способностью. Нет, он не рисовал носом и не умел подзывать змей на свист. Фил наделял свои сплетни такими достоверными подробностями, что все сразу и беспрекословно ему верили, что бы он там ни наврал. А кто не верил, тех Фил просто пошло подкупал. За франки.
Вот и на этот раз – все сразу поверили, иззавидовались, и по району пошла эпидемия. Все ходили, опустив носы в землю, в надежде найти шиллинг. Ну хоть что-нибудь, блин, найти! Посчастливилось только Джо Кокеру с катушкой из-под ниток, да еще Ангус Янг отыскал в канализации дохлого мышонка. Три дня они ходили именинниками, все им жали руки, все их прославляли, и даже Том Уэйтс сложил в их честь торжественную оду, за которую ему чуть башку не оттяпали, и даже Коллинз угощал всех дармовым (потому что теплым и фактически жареным) пивом.
Вот и Фредди попал под всеобщее настроение, закинул на плечо палку с узелком, в котором ничегошеньки не было, ибо куда же прятать найденное? Но нашел он только Джона, который, вдохновленный давешним примером Брайана, перегрыз, сбежал от семьи и теперь жил под мостом. Фредди притащил его на рыночную площадь – хвастаться, но таинственный клад заинтересовал только жену Дикона, которая вцепилась в супружника, отвесила ему по шеям и уволокла домой. Фредди ни с чем остался стоять посреди рынка. Будучи в нервах, он малость поскоблил стену будки, но, узрев в щели возмущенную рожу Маисыча, Фарух решил пойти покопаться в саду. Каком-каком, Кенсингтонском, конечно! Проще сказать, в Горпарке.
Подходя к памятнику Питеру Пэну, Фредди узрел возмутительную.. нет, не так – дерзновенную! – нет, опять не так – да просто бабуинскую по своей животности картину!!! Под памятничком сидел Аксл Роуз и продавал семечки по пятаку стакан, а на плечах Пэна сидели злодеи в лице Даффа и Слэша, хамски плюясь шкурками во все стороны.
– Пошли вон, слизерины! – заорал задетый за живое Фредди. – Не трожь Питера!
Тут же со всех сторон набежали Пит Бест, Пит Шоттон, Питер Габриел, Питер Страйкер и почему-то Лемми-Моторная Голова, которого в Кенсингтоне все называли просто Бражник-Мертвая Голова. Фредди обрадовался, поелику Лемми был ему должен пакет муки, и проскрипел:
– А-а-а, Бражник! Что ты тут делаешь, Бражник?
Лемми испугался и убежал, а Питеры начали скандировать:
– Ура! Бей мешочников! Разорваки! Решения Хартии – выполним досрочно!
А Фредди, движимый подлостью натуры, ополз памятник и коварно напал на ганзов сзади. Аксл мастерски отмахивался мешком, как цепом, а Дафф и Слэш орошали трассирующими шкурками немытые башки Питеров. Последние на ганзские поползновения отвечали нестройным гулом. Иx поддерживал Ангус Янг, наяривая на тромбоне «Осенний сон». Так, по крайней мере, утверждали очевидцы. Мы же врать не будем. Хрен знает, что он там играл, Ангус-то.
– Вперед! – ревел Фредди, выхватывая у Ангуса тромбон и дудя в него. – Х-Х-Х-О-О-О-НК!
Аксл так перепугался, что лег на землю и прикрылся мешком – спрятался.
– Лучше бы в мешок влез! – посоветовал Фредди, пнув Роуза под копчик.
Аксл и влез. И пропал. Вместе с мешком. Фредди обернулся – глядь! И Питеры пропали! Никого!
– Как же? – плаксиво спросил Фредди, оборачиваясь к Янгу. Того тоже не было, лишь на земле возле памятника сиротливо лежала маленькая семечка.
– Ангусевич, – тревожно спросил Фредди, заглядывая под семечку. – Ты здесь?
Но Ангусевича здесь не было. И вообще нигде. Безутешный Фредди посадил семечку у себя в палисаднике, полил шампанским и бухнулся спать в кошачьем загончике, разбросав ноги.
Неделю после этого по утрам, вместо того, чтобы идти ловить карпов у себя в пруду, Фред приходил в палисадник, садился возле грядки и вдумчиво ее созерцал. Когда на восьмой день он пришел в садик – о радость! о счастье! – на грядке нагло стоял толстый зеленый стебель подсолнуха, увенчанный огромным золотистым решетом, посреди которого по-турецки сидел мрачный Брайан Мэй.
– Отчего же, отчего же, отчего же, – спел Фредди, – вырос здесь ты, а не Ангус?
– Шампанским поливал, – выплюнул пробку Мэй. – Драть вас надо, дрянь. Я его не любю. А любю я джин.
– Твой джин, если ты вдруг этого не знаешь, – заметил Фредди, – это поганая «Стрелецкая»…
– Лучше помолчи, – честно предупредил Брайан. – Хуже будет!
– Настойка, – отважно сказал Фредди, после чего долго летел через два лестничных пролета и выбил стеклянную дверь…
На следующий день все в Кенсе узнали – с Фредди что-то не так. Он вышел на балкон в одних кальсонах, с хрустом потянулся, скульнул, и вдруг заорал испанскую народную песню: «Ой, бывав я в тим садочку, да скажу вам всю правдочку – ото так копають мак!»
Пел он ее долго, с надрывом, пуская обильную слезу и слюну под балкон. Под балконом же стоял очень злой Том Петти и собирал эту гремучую смесь в кулечек, потом переливал по пузырькам и продавал как средство от всех болезней доктора Воф-Ху. Помогало! Ну не от всех и не всем, но были случаи.
