Это была его третья, а значит, последняя попытка.
Лес никогда ещё не казался таким враждебным. Воздух преждевременно проникся зимними нотами: лишился осенней пряности и вечного лесного аромата смолы, каждый вдох ощущался ледяными иглами, вонзающимися в грудь с разных сторон. Небо заволокло тучами, но не теми, что обещают благодатный дождь, и не теми, что обещают буйные долгие ливни с грозой. Пустыми, грязными и бессмысленными. К этому небу тянулись искорёженные, почти чёрные голые ветви. Редко, но всё же пробивавшиеся через пелену лучи солнца, такие же блеклые, грязные и бестолковые, выхватывали уже заалевшие и опавшие листья, превращая их, не без участия разыгравшегося ни на шутку от напряжения и страха воображения, в кровавые пятна земли. На такой глубине уже не водились ни звери, ни птицы: только родичи нечистой силы – вороны кружили в поисках добычи, да сами тёмные прятались в чащобах, густых тенях да болотах, изредка напоминая о себе то всхлипом, то хрустом костей, то неистовым хохотом. Новых сестёр да братьев они встречали не хлебом с солью, а дикими плясками у костров. Их веселье искажённым эхом разносилось по окрестностям. Вероятно, им и сегодня было, чему радоваться. Да и воронам было в честь чего раскатисто каркать. Настал сезон Испытаний, а значит десятки юношей, которым исполнился двадцать один год, отправились в Лес, чтобы доказать свою готовность получить звания богатырей и волхвов. И не все они вернутся живыми.
Вдали завывали не волки, а волколаки.
Зато рукой подать было до раздвоенной таблички, указывающей направления, два пути, которыми шёл всяк и каждый в этом мире: Град Солнца и Пристанище Луны. По одну сторону свет и жизнь. По другую – тьма и вечный морок больного сна, лишь отголосок, лишь тень жизни. Первым путём идут создания, Небом сотворённые, к нему же стремится любой добрый человек. Другим – только нечисть. Вернее, все те, кто, дойдя до пункта назначения, этой самой нечистью навек и станут.
Первый раз Яромир даже не приблизился к указателю, позволил одурачить себя: ауки заманили его в такие дебри, что не спасли даже годы подготовки и, как считалось, безупречное умение ориентироваться на местности. Во второй – провалился ровно у столба. Можно было бы сказать «как никогда глупо», но прежде с ним провалов не случалось вовсе: ни глупых, ни умных. Некий молодец, бывший в Лесу до Яромира, решил, что переиначить путевой указатель – достойная забава. Ну конечно – вспомнил Яромир – Иван-дурак своё испытание проходил тут же, Жар-птицу ловил, перо её на суд мастерам притащил, а дурак он и есть дурак, что с него взять. Не завидовать же тому, что Иван отхватывает самые лёгкие задания и его преследует Доля из неясно зачем изобретённого мирозданьем принципа «дуракам везёт», в самом деле. Курицу, пусть и волшебную, каждый ободрать сможет. А его, Яромира, обязательно ждёт нечто особенное, что никому больше не по зубам, пусть и сложное. Правда, никто не сказал, что именно. Да и не то чтобы кто-то обещал ему, напрямую или намёком, это самое «нечто»: просто иначе и быть не могло. А единственное указание, которое Яромиру действительно дали, звучало примерно так: «Ступай в Лес, найдёшь в его сердце дорогу к Граду Солнца, держи путь туда, на развилке столкнёшься со своим Испытанием». Конечно, не «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», но почти.
«Налево пойдёшь – коня потеряешь, себя спасёшь», – криво выцарапал тогда Иван на не менее кривом необработанном куске дерева – предположительно так и вырванном из какого-нибудь многовекового дуба им самим голыми руками, после успешного обретения своих богатырских способностей. «Направо пойдёшь – себя потеряешь, коня спасёшь», – значилось на другой. Коня у Яромира не имелось, так что он мог бы безбоязненно шагать налево, если бы вздумал поддаться шутке. Но Яромир только презирал подобные выходки и подобное отношение к Силе: не игрушки. Он добровольно воротился в деревню, зная, что рискует, оставляя себе лишь одну попытку, но также и надеясь, что полученные сведения помогут в следующий раз не терять времени даром на поиски.
