Глава 1. Последняя экскурсия
Зона – это особый мир. Здесь мало кто может похвастаться долголетием: аномалии, мутанты, выбросы, жадные до чужого хабара бандиты – все так и норовят отобрать жизнь у бедняги сталкера. Я сопротивлялся как мог целых пять лет. По местным меркам я был почти Мафусаилом. Дольше меня отравленные земли топтали лишь легендарные личности вроде Болотного Лекаря, Краплёного, Семецкого (хотя последнего к долгожителям можно отнести с большой натяжкой) и других знаменитостей из этого списка.
Без ложной скромности скажу: кое-кто из молодняка и меня уже вписал в легендариум Зоны. Бывало, встретишь бродяг на радиоактивных просторах, сядешь с ними у огонька, излишки радионуклидов из организма водкой выведешь, поговоришь за жизнь, а потом такое о себе узнаешь, что хоть стой, хоть падай. В лицо-то Колдуна – то есть меня – мало кто из новичков знал, так что немудрено было ребятам рассказать очередную байку, не подозревая, что герой их историй сидит рядом. Судя по этим россказням, я мог быть невидимкой, способен был передвигаться с немыслимой скоростью, мутантов давил голыми руками, фанатиков одним лишь взглядом пачками к Тёмному Сталкеру отправлял, да еще и редчайшие артефакты гроздьями из аномалий вытаскивал. Ну прямо-таки супермен недоделанный (или переделанный, разве этих сказочников поймёшь).
Конечно, дыма без огня не бывает. Я и в самом деле мог натравить мутняков друг на друга или на расстоянии убить человека, не пользуясь оружием, но старался не злоупотреблять полученными в дар от отца способностями[1]. Играл в благородство, так сказать. Да только вот Зона не любит романтиков-идеалистов, в два счёта пускает их на мясо или превращает в зомби.
В Зоне действует только один закон – закон силы. Тут или ты убиваешь, или убивают тебя, другого не дано. И если сразу не смог дать достойный отпор, значит, ты – слабое звено, фундамент пищевой цепочки. А раз так, то не удивляйся, что возомнившие себя хищниками ублюдки устроили на тебя охоту.
Если бы я утром, у железнодорожной насыпи, врезал мародёрам как следует, вместо того, чтобы пострелять для острастки, укладывая пули в насыпь над их головами, то сдал бы моих «пассажиров» коменданту лагеря вовремя.
Сам виноват, нечего было с мародёрами нюни разводить. К этим отморозкам вообще нельзя по-человечески относиться, они ведь хуже мутантов: те хоть убивают, когда жрать хотят, а эти – ради удовольствия. У них нет ничего святого: они раненого добьют, лишь бы поживиться содержимым его рюкзака, пусть даже это будет просто рваная и тощая заплечная котомка.
А пощадил бандитов я не просто так. Около года назад я заметил, что каждый раз, когда мне приходилось убивать другого человека – пусть даже человек этот был мразью, какой ещё свет не видывал, – во мне происходили изменения. Я становился чуть более жестоким, чуть более холодным и отчуждённым. Появились страшные головные боли, ощущение присутствия чего-то чужеродного в организме. Или кого-то. Поначалу я принял это за неизбежную в таких случаях деформацию психики, но растущий с каждой отнятой мной жизнью радиус действия моих ментальных способностей подтолкнул к мысли о необратимой мутации. (Вот откуда появилось то ощущение чужеродного присутствия внутри меня.) Так что я ввёл для себя табу на убийства и старался прибегать к столь радикальному методу решения проблем только в крайних случаях. Ведь я вовсе не хотел лишиться всего, что имел: жены, ещё не родившегося сына (Настя была не в курсе, что я знал о её беременности) и любимой работы. Да, как бы странно это ни звучало, но мне нравилось топтать Зону вместе с туристами, военными или учёными.
Не получив сразу по соплям, бандиты осмелели и двинулись следом за нами, как только прошла у них медвежья болезнь после моей предупредительной стрельбы. Любой другой на их месте давно бы уже понял, что имеет дело с профи, решившим по каким-то лишь ему одному известным причинам пощадить противников, и не стал бы испытывать судьбу. Но мародёры приняли моё предупреждение за слабость и решили схарчить меня вместе с туристами – когда ещё такой жирный куш достанется: семь богатых иностранцев и упакованный по последнему слову Зоны проводник.
Живыми бандитам мы были не нужны. Мародёры просто хотели загнать нас в тупик, обобрать до нитки, а потом пристрелить или отправить на все четыре стороны на прокорм мутантам. Ну а костюмчики наши, оружие и добытый нами во время экскурсии хабар продать подпольному барыге. Кстати, артефактов у нас было довольно много: с пяток «пушинок», столько же «горгон», две «зарницы» и «окорок». Не редкие приблуды, конечно, много денег за них не возьмёшь, так ведь у туристов и не было такой цели. Они просто собирали дары Зоны, чтобы похвастаться потом перед друзьями весомыми доказательствами своих приключений, а не только фотографиями убитых мутантов.
Впрочем, бандиты были бы рады и этому шлаку – какие-никакие, а деньги. Кроме того, сущность у них, у мародёров, такая. Они же, как гиены, подбирают всё, до чего могут дотянуться, и не брезгуют даже убитым в хлам оружием. Ну а что? И среди отбросов общества встречаются умельцы из тех, что могут из двух-трёх экземпляров неликвида собрать один вполне рабочий образец.
Знавал я одного такого самоделкина. Его вообще-то Толиком звали, но в Зоне прилипло к нему прозвище Сифон за неизлечимую страсть к жидкому антираду. Золотые руки у парня были, из любого дерьма он мог изюминку сделать, да только водка его погубила. Как-то подрядился он собрать для банды отморозков семь рабочих автоматов Калашникова из притащенного заказчиками ружейного металлолома. Братки дали Сифону на всё про всё неделю, аванс заплатили, он и ушёл на радостях в запой на шесть дней. А когда просох, ещё день ему понадобился, чтобы тремор унять: не слушались его руки, тряслись так, словно к ним электроды с током подвели.
В понедельник утром сел Сифон за работу, водки для придания остроты зрению хлебнул, расстелил на рабочем столе замызганную тряпицу и только на ней притащенный бандитами хлам разложил, чтобы его, значит, на запчасти разобрать, как вдруг заказчики за обещанными автоматами прибыли. Увидели барахло своё на столе в неизменном виде, запах перегара от помятого Сифона учуяли, психанули, да и вышибли умельцу мозги из «макарова». Говорят, братки в тот день стрелку с другой бандой забили и в автоматах как в воздухе нуждались. Вот и не выдержали, когда их надежды чёрным пеплом рассыпались. А ещё говорят, что убийцы Сифона ненадолго свою жертву пережили: замочили их хлопцы из враждующей группировки, всех до одного на той стрелке в бандитский рай отправили.
