«Этот эпизод по прошествии двадцати с лишним лет я помню отчётливее чем что-либо из того, что было со мной вчера. Я не смел шелохнуться, от постоянных прикосновений моё тело наэлектризовалось вплоть до кончиков волос и коснись меня кто-нибудь иной его наверняка пришибло бы током. Краем глаза я видел нарочитые почёсывания ножки со стороны моей мучительницы, золотистые волоски на начинающем округляться бедре и белоснежные шортики, выглядывающие из-под сарафана на секунду-две при том или ином прикосновении хозяйки, поправляющей задравшиеся до неприличия края… Намеренно, безусловно намеренно.
Все окружающее перестало существовать и мысли, эротические фантазии, проносились в голове хаотично, словно слайды одной и той же картины, перемешанные беспорядочным образом.
Она понимала, что происходит в моей голове, с моим организмом; как бы это не казалось невероятным, уверен, что понимала и если даже не вполне отдавала отчёт, но обескураживающее воздействие своё осознавала на инстинктивном уровне, чертовка!
Лилия, дьявол заложил в неё талант подчинять, крутить вертеть мужчинами в своё удовольствие. Нет, она не копалась в себе (да и могла ли в таком-то возрасте?), но природная смелость и уверенность в силе собственного обаяния подсказывали ей верное направление – она действовала осознанно, не хуже великосветской эскортницы…»
Повесть не порнографическая, особо порядочные и целомудренные, наверняка вскоре забросят чтение и будут проклинать меня как извращённого социопата – опасного, порождённого дьяволом. Но я все же опишу, ибо одной из целей данного изложения является вспышка света над собственной мглой, избавление, исповедь и даже не одной, а нескольких людей.
Порнография все же это не искусство, она не для мечтателей, ею не возможно восхищаться, а лишь использовать как помощь, как средство для достижения цели, освобождения.
Мной же книга пишется с претензией на художественное творчество и, я надеюсь, после прочтения некоторые из вас в тот момент, когда любящий взор задержится на пробегающем мимо отпрыске осознают, что в их головах могут быть совсем не детские мысли. Да-да, они все понимают и порой относятся ко всему, казалось бы не по годам, мудро. Не оставляйте их одних с самими собой и своими проблемами, разговаривайте с ними и пытайтесь понять. Ваши дети, возможно уже и не дети. Вся эта «грязь», описанная в повести существует в реальности, порой происходит в непосредственной близости от вашей неприступной крепости и, возможно, вы даже не замечаете, что она присутствует и в вашей семье также, поскольку заложено самой природой. И прежде чем осуждать вспомните все свои потаённые желания, мечты, воспоминания и не будьте лицемерны – все мы слеплены из одного теста, и мы также, как и вы не выбирали своих родителей, свою судьбу и свой характер – создатели не посчитали нужным предоставить таковую возможность…
Это произведение посвящено всем родителям, которые успели завести детей, будучи детьми сами. Прежде чем решиться зачать, попытайтесь оценить происходящее и понять устроили ли вы собственную жизнь таким образом, что найдёте в себе сил не испортить детство своему чаду. Я не зря применил это слово «завести», многие молодые семьи действительно именно заводят, поскольку это модно, поскольку «у них же есть» и поскольку так принято.
Все произошедшее я описываю по истечении двадцати с лишним лет, выуживая из уголков памяти те или иные обрезки, посему особо педантичные наверняка заметят некоторую непоследовательность, возможно сумбурность, на что я отвечу о такой же хаотичности своих мыслей, о тут и там и в разное время всплывающих картинках, которые разумеется в хронологическом порядке не возникают, а как вздумается, в зависимости от тех или иных ассоциаций.
1
Я никогда не имел достаточно смелости, чтобы вот так просто подойти, познакомиться, играючи приобнять и уже вечером уложить в скрежещущую кровать! Втайне признавал свою робость, а скорее трусость, впрочем, и бояться было нечего, разве что осуждения или насмешек, в общем же отказа. Поговорка гласит, что бог любит смелых и настойчивых. Но что делать если богом не дана подобного рода смелость…
В общежитии жили клопы и по коридорам сновали молоденькие в домашних халатиках… как дома – некоторые в коротеньких, таких что приходилось срочно укрываться в комнате и выпускать на волю тысячи стремящихся соединиться и зародить новую жизнь. Иначе не было мочи заниматься чем-нибудь вовсе, поскольку все мысли и желания упирались в одно единственное – овладеть кем-бы то ни было, более-менее симпатичной наружности.
У кого-то это получалось легко и, само собой. И после в кругу представителей одинакового пола я поддакивал с видом искушённого и опытного любовника, и улыбался с понимающим видом, как бы давая понять, что «да, я то знаю».
На самом же деле, как-то не получалось сходу взять ненавязчиво и таким образом, чтобы появились перспективы. Многие из них, тех, кто в коротеньких халатиках, желали и приняли бы без какой-либо любви – многие подходили и уводили, через время подходили и уводили других, а мне приходилось освобождаться в одиночку, представляя ту самую, которая только что прошлёпала на общую кухню в цветочном халатике. В том случае если была возможность, на металлической кровати, уставившись в потолок – вверх-вниз, вверх-вниз, представляя поочерёдно, начиная с той, которая только что прошла по длинному коридору и заканчивая кем-либо другим, по мере приближения конца…
Позднее я влюблялся в каждую более-менее миловидную особу без памяти, но не настолько, чтобы она затмевала единственную мою страсть, мою боль, отчаяние и ненависть – Лилию.
Порой влюблённость длилась всего несколько часов, до тех пор как мысли не поглощали образы очередной таинственной незнакомки – благо их хоть отбавляй и в каждом случае сотни раз до этого обозреваемый облик представал в воспалённом воображении в новом образе, в новой позе, так что каждая из них, казалось бы знакомая, но обновлялась и казалась таинственной и желанной. Иногда я любил их поочерёдно, а порой всех разом.
Есть в мне скрытная потребность пресмыкаться, но вычитанные в книгах о горячих и напористых мужчинах описания настоящей и страстной любви шло вразрез с потребностью в подчинении. И приходилось жить с этим, в противоречии с самим собой и своими тайными желаниями, в то время как смелости все ещё не хватало и не будет хватать в дальнейшем в необъяснимом опасении насмешек или недоумения той, которая при грубой и непоколебимой напористости отдалась бы с неизбежностью и даже возможно с радостью.
Где-то я вычитал, что мальчики, выросшие без отца и с матерью авторитарного характера становятся мазохистами или геями. Поскольку мать все же не была личностью авторитарной, вторым я в полном смысле этого слова не стал, но склонность подчиняться иногда проявлялась неосознанно и даже осознанно, что несколько мешало, поскольку как предполагается женщины, (многие из них), предпочитают властных и сильных и втайне представляют, что хамливый и грубый, насильно, сквозь благовидное сопротивление склоняет их к соитию, как в бульварных романах буквально «проникая в трепещущее лоно, крепким и большим…». При этом она стонет и любит, и отдаётся, до этого непокорная, но сломленная твёрдым характером настоящего самца и обязательно с черными как смоль волосами, возможно, как вороново крыло или ещё черт знает каким описанием чёрного.
