Эдем был полон дьяволов. Он прятал их в своих терпко-развратных садах, насаживая на пики кольев и жал распухшие от пунцового возбуждения бутоны, – когда их лепестки встречались с невесомыми парфюмами эфира, они содрогались от конвульсивной красоты садизма. Дьяволы обитали в раю, приглашая к благоденствию греха непокорные сонмы лоз, цветущих в инфернальных наслаждениях.
* * *
Лесть спазмов ласкала съеденные пороком бутоны, благоухая в девственных увечьях,
И мякоть пульсировала, отравляя лживую невинность, которая растекалась, ублажая грехи
Окутанного пьянством рта, – он погружался в сладкие мессы, лизал поволоку из медовых терний,
Которые ранили язык заточенными шипами: их острие поднимало блаженные рясы удовольствия,
Клубясь среди фантомных верениц миражей, что, утопая в лоснящихся влажным блеском фруктах,
Дурманили сладчайшими шлейфами укор пленительных капканов, реявших в гроздьях экстаза:
Они были и дьяволом, и жертвой, грезя о запретном плоде, украшавшем древо познания,
В чьих темных кронах затерялись змеиные хвосты, жаждущие обволочь эйфорией рощи Эдема.
* * *
Бондаж сумрачно-ядовитых садов расползался, как змеи, будоража гибкими веревками
Созревшие плоды, ниспавшие во тьму гроздьями чувственных желаний.
Вкус их запретных увлечений скользил меж пышностью и ленью,
Когда, съедая аромат, буря прельщалась агонией и наслаждалась грацией ее ненастий.
Руины фруктовых деревьев и кладбища из лоз, сплетенные с извивами змеиных стеблей,
Увлекали развращенные близостью скорпионов удовольствия, которые возлегли
На панцири, облаченные в шипастые ошейники: прикоснувшись к цитрусово-сандаловым грезам,
Они льнули к блажи роковой, вкусив отраду порочных игрищ, восславленных в пиршествах пут.
* * *
Окутав бархат бордовых затмений, соблазны и экзекуции очаровывали угрозы,
Изверженные из голодного жерла сада, и испаряли ядовитость экзотическим дурманом,
Который расползался в блеске опаловой чешуи, как ныряющие в лепестки плети.
Нежась в дурмане, они злокозненно трепетали, извиваясь в запретных соблазнах греха,
И пьяные фрукты опускались под тяжестью их табу к рощам жал и шипов,
Которые, окутывая толщу тел, пеленали шелковыми вуалями медовые тенета пыток.
* * *
Роковыми прелестями возбуждая, греховные аппетиты зрели в струях вуали, развевающей
Эфемерные удовольствия, которые, очарованные дивной экзальтацией целомудренных утех,
Ласкали зрелую истому плода, что, соками налившись, кроваво-мускусный соблазн источал,
Хулу и ересь возлюбив, как самый прелестный бордель, явившийся из цветущих объятий:
Они, скованные переплетениями колючих стеблей, благословляли каждый ласковый вздох,
Рожденный из увитого гадючьими хвостами алькова, разросшегося агатовыми шипами и грехами.
* * *
Как ярмарки блаженства, расцветающие на обнаженной впадине бедра,
Замирала гадюка, извиваясь в густой влаге меда и лелея налитые зрелостью плоды:
Они набухали развратным вкусом, искушая опьяненное вакханалиями благоухание,
Смакуя прикосновения дьявольских языков, скатывающихся приторным наркотиком
По коже, впитавшей вкус греха, – напиток ее прелестной юности
Был свеж и чист, подобен той необъятной меланхолии, что, рождаясь в муках,
Грезила о совершенных землях, чьи просторы затаили идола зла.
* * *
Мучениями пыток в блаженных альковах угрожали жертвоприношения цветов,
Узурпируя экзекуцией благоухающие оргии терний, – нектар их шипов, как аперитив,
Блудной потенцией экстаза возбуждал соблазнительные желания, несомые насилием вуалей,
И раскрывшиеся лепестки хищно расцветали, змеям подобные, что лелеяли райские запреты.
Их стебли тянулись к чудовищным вереницам, шевелящимся в томных конвульсиях агонии, —
И возвышенное, и земное полнилось отравленными семенами жизни, которые расцветали
На деревьях, опутанных лианами черных змеиных хвостов: они лелеяли зло, обитавшее в Эдеме,
Дабы, наслаждаясь его розовыми плодами, вкушать ересь первородного греха.
* * *
Язык змеиный обласкивал цветения амброзии в бутонах зла,
Распускаясь агонией связываний, которые обтекали лепестки,
Что раскрывались навстречу лобзаньям райских нег, воспетых подчинениями.
Идиллии Эдема влекли к змеиным удовольствиям и заражали грехом
Блуждающие в сонмах розовых лепестков тела, которые, изнемогая в объятиях кнутов,
Испивали чаш отравленные нектары и нежились среди порока,
Искушенные жестокими богохульствами сада, дьяволам подобного, —
Купаясь в винном нектаре бреда, лабии вкушали кровь, как сладкое угощение.
* * *
Анафема земного опорочивала радости удовольствия, оголяя плен розог,
Хлеставших совершенную идиллию цветов, разбуженных среди хищных нег,
Когда их черное клеймо алело раной на измученных желанием телах,
Которые, корчась от экстатических утех, падали ниц перед голодными блаженствами:
Вуаль, подобно лепесткам, распускалась, развеваясь лоскутьями траурных шлейфов,
И ее мягкий ореол устилал томную сонливость сада, окруженного монстрами,
Похоть коих, обращенная к земле, поросшей змеями, ласкала их чешуйчатые хвосты.
* * *
Сады замерли в наисладчайшей пытке, когда эротическая благодать
Пронизывала своды цветущих ветвей, украшенных семенами грехов:
Обман порочными безумиями овладевал, подчиняясь раскованности грядущей смерти,
