(репка)
Когда яркое летнее солнышко весело залило своими лучами Московскую квартиру на двадцать восьмом этаже, внук попросил дедушку рассказать сказку.
Интересно, много чего в нашем мире можно измерить деньгами, или просто оценить стоимость… Да, много. Но можно ли оценить тот самый солнечный свет в квартире на двадцать восьмом этаже…? Нет! Нельзя, потому, что это мгновение жизни, а мгновение жизни – бесценно, это так тонко, что нужно ценить просто – бесплатно…
– Деда, а деда, расскажи мне сказку, про репку – дёргая за рукав дедушку, нетерпеливо просил внук. – Ты мне давно обещал…
– Ну, ладно – зевнул дед и глянул в окно, от высоты у него перехватило дыхание, и он молча перекрестился, а внук тем временем стал ковыряться в носу. Дед посмотрел на внука – Не ковыряйся в носу, это неправильно и некрасиво…
– Деда, а что такое правильно? – переспросил внук.
– Видишь ли, в чем тут дело, правильность, это такая штука, удобную степень которой каждый определяет сам для себя – умозаключительно изрёк дед и старательно принялся рассказывать сказку.
– У деда с бабкой выросла большая такая репка, только почва там была каменистая… Ой, ёй! – неудачно повернувшись, схватился старый за поясницу.
– Чего с тобой? – вопросительно посмотрел внук на деда.
– Да поясница проклятая, радикулит, болит она у меня, прямо спасу нет никакого.
– А от чего она у тебя болит?
– От неправильной жизни, наверное… Ну ладно, не перебивай и слушай меня дальше – сморщившись, отпустил дед руки от поясницы.
– Это про ту репку, которую динамитом враги подорвали?
– Нет, про другую. – Поехал я тогда на тройке в Тулу за маленькими бетономешалками, они тогда влёт продавались.
– Деда, поехал на тройке лошадей?
– Да нет… – закряхтел дед.
– На БМВ третьей модели? – продолжал дознаваться внук.
– Да нет. Тройка, это раньше так «Жигули» назывались, третья модель, у меня ещё прицеп был для бетономешалок. Откуда тогда БМВ взяться? От сырости?
– Это было на заре…
– Революции… – перебил его внук.
– Да нет, перестройки…
– А что такое перестройка?
– Перестройка, это последствия революции.
– А причем тут репка?
– Слушай дальше, тогда узнаешь, причем… Репку впереди меня вёз «Камаз». Вот, еду я значит по Симферопольскому шоссе, километров сто пятьдесят уже отмахал от столицы, почти до самой Тулы доехал… – осёкся вдруг дед оттого, что мысли унесли его в прошлое.
Тут внук схватил в руки будильник и начал крутить на нём ручки.
– Внучек, не надо трогать то, что хорошо работает…
Мысли опять унесли старого в память, но на лице не двинулся ни один мускул.
Старче был настоящий перец, прошел огонь, воду и непогоду. Было время, когда сносило его ветром с жизненного пути, он печалился и уходил в настоящий самооттяг. Судьбу как ставку на кон бросал с мыслями – не проиграв, не победишь. Петляла его жизнь по разным путям-дорогам, года катились под гору, всё было по-настоящему. Но сейчас он стал насквозь никудышный, и груши, которыми он приторговывал на рынке, были у него деревянные. Сейчас он весь был разбалансированный и в нём чувствовался какой-то огромный изъян, от которого он просто устал бороться, устал толкаться и доказывать что-то, кому-то, зная ровно столько, сколько ему было положено. Превозмогая боль, дед решил продолжить рассказывать сказку, но делал это без радости, отключив какую-то часть самого себя, экспрессия у него осталась, а души не хватило…
– Так, на чем мы с тобой остановились…? – тряхнул он головой.
– На мясе… – попытался сбить с толку внук дедушку.
– На каком мясе?
– Когда ты не мог определить, что было с ним до того, когда оно бегало, мычало оно или хрюкало… – заразительно захохотал внук.
– Ах ты, озорник, мы же с тобой остановились на репке.
– На «Камазе» – удерживал тонкую нить малый.
– Ах, да… – Вот, отмахал я сто пятьдесят километров в морозную такую ранищу… В ноябре это было, мороз придавил, как сейчас помню – закручинившись, замолчал дед.
– Деда, ну а дальше-то что было, дальше…? – от нетерпенья прямо сгорал внук, от чего глаза у него просто светились. – «Камаз» вёз репку, которую вы с бабушкой выдернули…?
– Да нет, не мы с бабушкой, а колхозники. Полный «Камаз» репок надёргали и даже с верхом его нагрузили, будь они трижды неладные с этими репками. И зачем они только столько репки в него нагрузили аспиды окаянные… – снова схватился старый за поясницу. – «Камазов» тогда видать не хватало, что ли, или репка через край уродилась, раз они её столько напёрли? – задумчиво почесал старче затылок.
– Ну, а дальше-то что, дальше? – никак не умолкал внук.
– Ну, а дальше, догоняю я этот проклятый «Камаз», а его как бросит на кочке, мороженные репки из кузова падают, на асфальте, как мячики скачут, каждая килограмма так на четыре с лихвой из них тянет… – дед сначала жестом показал репку, а потом как они скачут. – Ну, думаю, дай-ка я его обгоню, устал я от этих репок за рулём уворачиваться, думаю, неровён час, подпрыгнет какая упавшая репка, отскочит от асфальта, да залепит мне прямо в ветровое стекло. Быть беде тогда думаю… – пасмурно замолчал дед, погрузившись в дремучие воспоминания, из которых голосом его снова выдернул внук.
– Деда, ну, обогнал «Камаз» – то?
– Слушай да-ль-ше… – на распев протянул дед.
– Слушаю дедушка, а почему колхозники трижды неладные…?
– Почему, почему? Потому… Потому, что «Камаз» доверху нагрузили. – Ну, притопил я и только поравнялся с «Камазом»… – перекрестившись, тяжело вздохнул дед.
– Деда, а что такое – притопил…?
– Нажал на газ до упора и скорость, стало быть, увеличил…
– Ааааааа… – открыл для себя новую тайну мира маленький человек.
– Но тут меня иномарка догнала и давай фарами как оглашенная сигналить, да так прямо не вовремя, чтобы тому водителю пусто было!
– А почему пусто? Дедушка… – никак не утихал внук.
– Потому, что дорогу я ему уступил и снова сзади «Камаза» пристроился, а «Камаз» в это время как раз сильно тряхнуло, и с него такая репка упала… – схватился старый за голову. – Один раз от дороги спружинила, второй раз как теннисный мячик подпрыгнула, а третий…
– А что третий-то дедушка, что третий…?
– А третий раз мне прямо в ветровое стекло кэ-эк дала…!!! Как звезданула! Как кувалдой по «Жигулям» стукнуло, еле за руль успел спрятаться – снова замолчал старый.
– Ой, ёй! – закрылся руками внук. – А дальше-то что? Что дальше-то было, дедуся…?
– Дальше включил я аварийку и стал останавливаться. Стекла нет, ветер ледяной прямо в морду мне хлещет и насквозь продувает. Остановился я, хорошо выматерился от души. «Камаз» с иномаркой уехали – махнул в сторону дед – и даже не притормозили. А мёрзлая репка у меня на заднем сиденье лежит, не шевелится. Стою я и думаю, как быть и что делать…? Постоял, покумекал и стал назад в Москву разворачиваться. А до столицы, сам понимаешь, целых сто пятьдесят километров! Нашел я в вещевом ящике старые солнцезащитные очки, поднял воротник и назад потихоньку поехал. Целых пять часов ехал, промёрз, как собака, по дороге измаялся. Салон весь в грязи и в снегу, морда красная, хоть прикуривай, пальцы окоченели… Да пропади оно всё пропадом! – в досаде стукнул дед кулаком себя по коленке. Зуб у меня заныл, язви его холеру, хоть лез на стену, хоть не лезь… Приехал домой, ванну горячей воды налил, чтобы, стало быть отогреться, залез, а температуры воды не чувствую, бутылку коньяка прямо в ванной на грудь принял, пол часа-то и посидел, даже и не согрелся… И тут! – округлились глаза у рассказчика. – Представляешь, у меня камни из почек пошли! – скривившись дед глянул на внука, как на врага народа.
