Люди, среди которых он начинал свою жизнь, искренне принимали за настоящее счастье отсутствие излишних и вынужденных забот.
Однажды и сам Эдгар коротко задумался о предстоящих осенних холодах. С лёгкостью нахмурился, но тотчас же, вслед своим мимолётным сомнениям, с удовольствием рассмеялся.
Действительно, вот уже пять лет подряд ему удавалось не надевать на себя ни тёплых меховых шапок, ни прочных гражданских пальто, не пользоваться разноцветными вязаными перчатками. Ведь если нет никакой необходимости отвлекаться на серьёзные покупки давно позабытых вещей, то зачем же попусту вспоминать об их существовании?!
Эдгар был рад своей жизни, устроенной таким уж славным и интересным образом, что каждый раз, когда заканчивалось весёлое и знойное сухопутное лето, его сейнер уходил в жаркий тропический океан, на промысел макрели, а спустя полгода, с окончанием рейса, перед ним вновь оказывались привычные городские улицы, наполненные уже прозрачной солнечной весной.
Так вот и получалось, что время тёплых шапок для него всё никак не наступало.
Все прочие житейские решения Эдгара были так же просты и жизнерадостны, окружающие люди неизменно радовали его своим вниманием и радушным отношением, тяжёлая матросская работа всегда удавалась и приносила неплохие деньги, количество которых позволяло Эдгару любить свою молодость так, как это необходимо доброму и красивому юноше двадцати четырёх с небольшим лет.
А в начале каждого октября он начинал тосковать по морю.
В конторе рыбного порта, куда он заскочил по случаю, чтобы уладить некоторые артельные формальности за прошлый рейс, делопроизводитель, усталая канцелярская дама, зная покладистый нрав Эдгара, попросила его об одолжении – нужно было отвезти в тихое предместье извещение для одного из судовых механиков, которого срочно отправляли на промысел.
– Сделаю! – Эдгар широко улыбнулся. – Не волнуйтесь, передам из рук в руки.
Приморский город, щедрый вовремя наступившей фруктовой порой и множеством красивых лиц, не отпускал его из своих праздных объятий целый день. На улицах Эдгара часто окликали из пёстрой, шумной толпы, знакомые моряки с уважением жали ему руку, женщины улыбались, посылая воздушные поцелуи.
Он останавливался, разговаривал о погоде, хвалил их покупки, внимательно спрашивал о семейных делах.
Когда же пришло время вспомнить о письме, солнце протяжными и низкими лучами позднего вечера уже пронизывало вдоль широкие городские бульвары. Вскинув руку, Эдгар остановил последний автобус, уверенно прыгнул на ходу в открытую дверь и, с улыбкой извиняясь, протянул деньги кондуктору.
…На окраинных улочках он не бывал уже давно, в прохладном сумраке многое по сторонам казалось незнакомым, поэтому и нужный дом отыскался не сразу.
Уютно светились тёплыми оранжевыми занавесками три окна, тонко свистели за невысоким садовым забором цикады, над правильной неровностью черепичной крыши густо застыла молочная луна.
Эдгар постучал в дверь, послышались лёгкие шаги.
– Что вам нужно, незнакомец?
Безмятежно вставшая в светлый дверной проём стройная девушка весело улыбалась.
Кашлянув, Эдгар протянул ей бумагу.
– Извините, что так поздно. Вашему…, вашему отцу письмо из конторы.
– Вы почтальон?
– Меня просто просили передать. Дело срочное, кажется, подвернулась выгодная оказия, и его отправляют в море.
– Хорошо, я отдам Карлу это письмо. Спасибо вам, почтальон!
Девушка звонко рассмеялась и прикрыла за собой дверь, оставив Эдгара в тихом сумраке на ступенях маленького крыльца.
«Почтальон?! Как красиво она это спросила…»
Бежали мимо наполненные густой и шумной жизнью дни, как-то совсем незаметно к городу приблизился очередной октябрь, на сосновые берега с моря по утрам стали наползать полосы серых туманов, а друзьям всё реже доводилось видеть в своих компаниях прежнего Эдгара, светловолосого и весёлого.
В один из вечеров, задумчиво постукав подошвой прочного башмака по лужице на асфальте городской площади, Эдгар тоскливо огляделся по сторонам, с решительной тревогой тряхнул головой и поднял руку, останавливая знакомый автобус.
