Алекс вернулся из армии в июне. После дембеля устроил себе веселые выходные, бухал с друзьями около двух месяцев. В деревне не особо было много развлечений, но шлюх хватало и первое время Алекс не замечал, что живет в городке с единственной пятиэтажкой у автовокзала и работающим три дня в неделю полу разворованным заводом.
Перспектива для жизни подрастающему поколению была никакой.
Алекс в упор не замечал этого, пока однажды к ним домой не пришел собутыльник отца, чтобы отметить день зарплаты.
– Вот, Василий, смотри, моя смена подрастает! – нетрезво умилился он, когда Алекс пришел на кухню, где его родитель с гостем догонялись на кровно заработанные. – Видишь, вернулся сынуля из армии. Ему бы на работу устроиться, только где у нас тут работать? Уже третий месяц не может найти!
Алекс виновато отвернулся, ему было стыдно признаться, что он даже не думал искать что-либо.
– А ты чего же, братан, молчал-то? У нас же Макеев на пенсию собирается. Давай пристроем твоего сына к нам. Место нагретое. Есть доплата за вредность! Как звать сына-то?
– Алексом! – прослезился мужчина пьяными слезами. – Слышь, Алекс?! Василий Георгич тебе хорошее место предлагает! Самое элитное на всем заводе! Надо соглашаться. Всегда при куске хлеба останешься!
Так Алекс попал в «малярный цех». Рабочие условия были адские. Респираторы, выдаваемые малярам, уже давно выработали свой ресурс. Работа была почти невыносимой. Глаза слезились от удушливого запаха. В горле постоянно першило.
Еще ко всему прочему, после каждой смены приходилось оттирать руки ядреными растворителями. Зато, были и свои плюсы, в отличие от других цехов, «малярка» работала всего пять дней в неделю.
Такими спец условиями могла похвастаться только бухгалтерия. У Алекса появились деньги. В маленьком городке, где в единственном магазине под прилавком лежит журнал, где продавцы пишут отпускаемые в долг до зарплаты хлеб и макароны, человек, работающий пять дней в неделю на заводе – это «финансовая элита».
Вокруг Алекса начали суетиться потенциальные невесты. Жизнь заиграла новыми красками, более яркими, наполненными перспективой.
И всё могло бы сложиться у него «как у людей»: через несколько месяцев он бы мог жениться на какой-нибудь подружке, уже беременной к тому времени.
Организовали бы крутую свадьбу с попойкой на взятый кредит. А на подаренные гостями деньги купили бы большущий плоский телевизор, на который пришли бы любоваться все соседи. И по вечерам смотрели бы по нему два центральных канала, потому что больше ничего не ловит в этой забытой богом глуши. С мая по октябрь горбатились бы на огороде. Жена, родив трех ребятишек, раздобрела бы, закатывала бы за лето по полсотни банок огурцов, а по выходным ходила к матери жаловаться на мужа и безденежье. Но только судьба распорядилась по-другому.
Это был выходной – четвертое ноября, «День единства». Непонятный и ненужный, если верить ворчанию матери, праздник. Завод не работал. Алекс вместе с другом Гошкой взяли бутылку водки и две полторашки пивка и завалились к Снежанке, шалаве редкой, но смешливой и фигуристой.
Пришли еще Кристинка, Борян, Кристинкин брат, его девушка Василиса…. Пиво довольно быстро закончилось. Народ начал скучать. А у Алекса уже были планы на Кристинку, и душа просила подвига. Так оказались они с Гошкой у магазина. Тот был закрыт из-за праздника, и над дверью мигала синяя лампочка охраны. Не понятно зачем, рванули они двери, а после того, как замок не поддался, высадили каблуком дощатую филенку. Гошка полез было внутрь, но застрял в узком проломе. А потом на всю вечернюю дремотную улицу завизжала сирена.
– Гоша, твою мать, бежим! – спохватился Алекс.
Дернул приятеля со всей силы за руку, выломав его плечом узкую дверную раму. Гошка смачно ругнулся и, глухо топая большими сапогами, побежал вслед за другом. Отдышались в школьном дворике, поматерились и огородами разошлись по домам. Городишко – маленький, всё тайное делается явным за минуту. Ночь не наступила, а участковый уже стучался в дверь дома родителей Алекса.
– Здорово, твой сын дома? – начал участковый. – Ты знаешь, что Алекс твой с Гошкой Головиным магазин взломали?
Родители были в шоке, а мать начала причитать. О сыне, который два часа назад вернулся пьяный и напуганный, не признались. Сказали:
– Он загулял, не знаем сами, где он!
– Тюрьма им обоим будет! – пригрозил участковый. – Скажите, пусть лучше с повинной придет, – и ушел.
Отец зло распахнул дверь в Алексову комнату:
– Вставай, маленький засранец! По кривой дорожке пошел, придурок?!
– Нет, бать! – торопливо зачастил Алекс. – Мы ничего не взяли, только дверь сломали. Да и то – Гошка!
Мать, утирая слезы и что-то про себя шепча, укладывала рубашки и носки в армейский Алексов чемодан:
– Езжай, сынок, в город! Отсидишься, выждешь, может, пронесет?!
«Городом» называли областной центр. Переночевал там Алекс у одноклассника, который работал охранником в банке и жил, неясно на каких условиях, у сорокалетней, как он представил ее, «подруги». Одноклассник и надоумил его ехать в Москву.
– У меня друган один там не хило так устроился: снимается в порнушке! Прикинь, работа: баб трахать! И денег платят знатно! Он хату там снимает. И почти новую «Приору» купил.
Вот как вышло, что вчерашний маляр приехал в столицу и появился в огромном дворе спального района, куда домчало его такси по записанному на бумажке адресу.
Задрав голову, оглядывал Алекс шестнадцатиэтажки. Светилась огнями новенькая школа. Плотно втиснулись друг к другу дорогие машины. Девушка с пушистой собачкой, разговаривая по телефону, прошла очень близко, едва не задев его плечом. Кажется, весь родной город Алекса разместился бы в этом дворе! Минут через пятнадцать подошел к нему рослый мужик:
– Ты – Алекс? Ты звонил? Пошли!
Едва успевая за его широкими шагами, Алекс испуганно покосился на консьержку в подъезде, споткнулся о постеленную в тамбуре дорожку и в первую секунду отшатнулся от раскрывшихся дверей освещенного голубоватым светом лифта. Провожатый усмехнулся снисходительно:
– Привыкнешь, не робей! Звать-то тебя как?
– Александром! – выпалил Алекс, потом смутился и поправился: – Ну, то есть, можно звать Алексом…
– А я – Алексей Матвеевич. Студия наша – здесь, в этом же подъезде, на четвертом этаже. А жить ты будешь на девятом, вместе с одной из наших артисток.
На девятом этаже лифт остановился, мужик уверенно открыл ключом одну из дверей и пропустил Алекса впереди себя.
– Вот здесь. На второй койке спит Настя. Она тоже будет с тобою сниматься. Она – девушка хорошая. Третий год у нас работает. Ты с ней подружись, она тебе освоиться поможет. Вот твои ключи. Всё, я ушел. До завтра!
