— Девочки, смотрите, сторриане!
Леля повернула голову. Посреди главной аллеи Верхнего сада бил простенький фонтан на два рожка, а по ту сторону фонтана под цветущими липами кучкой стояли студенты Гристадского объединённого университета страль-технологий. Рослые, ладные, сразу видно: старшекурсники.
Вихрастые головы, воротники нараспашку и закатанные рукава форменных курток только добавляли им лихости. Наверное, такими разгорячёнными и бесшабашными бывают герои, только что вырвавшие победу в трудном бою.
Они и были героями. Без этих парней Большие Врата сегодня разлетелись бы в пыль, обрушив горный склон, на котором стояли, и превратив Биен в груду камней.
Сторриане болтали и смеялись. Один из них бросил взгляд в сторону фонтана — и Леля приросла к месту. Всё так же искрились струи воды, падая в оббитую по краям известняковую чашу, звенели в ветвях птичьи голоса, из-за деревьев долетали звуки духового оркестра. Ветерок играл листвой, и кружево теней дрожало над старыми чугунными скамейками, где, как воробьи на гребне крыши, стайками теснилась молодёжь. Краснели плоды на кустах шиповника, в воздухе кружили золотые стрекозы. Детвора с криками носилась по дорожкам сада, и разноцветная каменная крошка хрустела под подошвами маленьких сандаликов. Но Леля ничего этого не слышала и не замечала. Казалось, между ней и сторрианином, глаза в глаза, проскользнул солнечный лучик, связав их незримо и прочно, как страль-поток связывал Сторру и Смайю.
Самое смешное, что она даже не рассмотрела его толком. Русоволос и довольно высок — вот, пожалуй, и всё.
— Лелька, ты что, влюбилась? — прозвучало над ухом.
Её стали тормошить, и Леля вынырнула из своего сна наяву, невольно разорвав зрительный контакт.
Раздался новый вскрик:
— Ой, девочки, они идут сюда!
Сторриане и правда направлялись к ним. Всей гурьбой, пересмеиваясь и подначивая друг друга.
Ясно синели небеса, знойный день пах мёдом и мечтами. Подруги жались в кружок, трогали косички, оправляли ситцевые платьица и, хихикая, в волнении переступали стройными загорелыми ногами в белых носочках и туфельках с ремешками через подъём.
Леля снова поймала взгляд "своего" сторрианина, и у неё стеснило грудь от предчувствия чего-то важного, нет — главного в жизни.
— Привет, девчонки! Куда это вы, такие красивые, и без нас? — произнёс нахальный голос с характерным жёстким выговором.
Перед Лелей, загородив собой других, остановился плечистый парень. Глаза у него были синее полевых васильков, на лоб картинно падали смоляные завитки, а такие лица с утончённо-мужественными чертами Леля видела только в кино. Парень прищёлкнул языком:
— Вот это косы!
Волосы Леле достались удивительные: цвета спелой пшеницы, с янтарно-золотыми и светло-льняными струями, волнистые, густые, едва не до колен, и своевольные — сколько ни подбирай, как ни стягивай, всё рассыпались. Леля делила их на две косы; одна получалась слишком тяжёлой, и заплетать её было трудно.
Синеглазый сгрёб в горсти обе косы, восхищённо покачал на ладонях, перебирая пальцами пушистые концы.
— Эй, Ферди, лапы придержи!
Нахала оттеснил другой студент. Ниже ростом, не такой красивый: нос крупнее, скулы шире. Но — тот самый. И глаза самые обыкновенные, серые с голубым. Те самые.
— Привет. Я Рик.
— Леля.
Ей и в голову не пришло назваться полным именем. Для всех она была просто Лелей — дома, на улице, в школе, а теперь и в училище. Сама вложила руку в жёсткие горячие ладони сторрианина и загляделась: вовсе не обыкновенные у него глаза — будто огни в вечерней дымке. Лицо… Хорошее лицо, лучше не надо!
Рик улыбнулся:
— Какое у тебя имя.
— Какое? — спросила она.
— Круглое. Сладкое. Как леденец. Или карамелька. Ле-ля, — произнёс он по слогам, растягивая гласные и будто перекатывая их на языке.
— Не люблю сладкое, — сказала Леля, сердясь на Рика, а больше на себя. За пунцовые щёки, за руку в его руке, за мурашки, бегущие по плечам, и за то, что она не хочет, чтобы это кончалось.
— А что любишь? — спросил он.
— Пирожки.
Сначала они шагали скопом, парни в серых куртках и девушки в цветастых платьях, и так удивительно совпало, что для каждой нашёлся кавалер. Леля с Риком шли вместе со всеми. Вот только что шли — и вдруг отстали. Она видела, как удаляются спины, серые и цветастые, и синеглазый Ферди что-то говорит на ухо рыжей красавице Астрид...
— И где тут у вас пирожки? — спросил Рик.
— На Гульбище, — ответила Леля.
Так жители Биена прозвали обширную площадку над кручей, с которой открывался вид на долину, лежащую в морщинистых ладонях старых низкорослых гор. Внизу блестел ручей, на изумрудных холмах клубились облачка овечьих стад.
Выйдя из тени садовых аллей, горожане и приезжие замирали в восторге перед этой картиной.
А едва отводили взгляд, Гульбище затягивало их в водоворот немудрёных соблазнов. Свежий ветерок с покатых вершин резвился среди аттракционов, палаток и лотков с сувенирами, напитками, сладостями, мороженым и выпечкой, разнося по округе аппетитные запахи.
Румяные пирожки с телятиной были обёрнуты в плотную серую бумагу, но Леля с Риком всё равно перемазались жиром и соком. У Рика нашёлся носовой платок — белый, из тонкого льна, с вышитой монограммой "Р". Леле было жаль пачкать такую красоту, и Рик сам бережно промокнул ей губы и подбородок.
Его дымчатые глаза стали ярче и темнее. У Лели пылали щёки — должно быть, от солнца. Мама говорила, румянец ей к лицу: кожа становится нежно-розовой и даже при сильном волнении алеет не резко, а приятно, придавая облику живости…
...Они ушли с прогретого людного Гульбища под сень деревьев, рассуждая на вечную тему — куда исчезли дарители. Как они могли погибнуть, сгинуть без следа, если были так могущественны? Или они просто выродились, и люди — это их потомки, забывшие былое величие? А может, создавая всё новые Врата, дарители забрались в такие чудесные дали, что возвращение потеряло для них смысл...
— Жаль, мы никогда этого не узнаем, — вздохнула Леля.
— Может, и узнаем.
Рик поднял голову, глядя в небо, полускрытое пологом ветвей, его лицо стало дерзким и вдохновенным, словно там, вдали, сквозь толщу атмосферы, сквозь глубины космоса, он видел нечто недоступное, грандиозное и прекрасное. У Лели затрепетало в груди.
Лёгкие тени на дорожках стали длиннее и глубже. Рик и Леля брели, не разбирая куда — лишь бы подальше от гуляющих, смеющихся, глазеющих биенцев. Выбирали безлюдные тропы, тихие, заросшие уголки, пока не вышли к обветшалой беседке на самом краю сада. Синяя краска на резных столбиках и ажурных решётках облупилась, купол крыши проржавел. Круг{о}м теснились деревья, и сочную зелень листвы пронзали потоки лучей, наполняя воздух радостным светом.
