Поезд Новосибирск-Москва мчал по равнине. Стоял май. Вечерело. В воздухе витал сладковатый дурманящий запах черёмухи и весеннего разнотравья. В лучах заходящего солнца поезд змеился по равнине золотисто-пурпурной лентой. За окном вспыхивали, как свечи, пролетающие иногда берёзовые рощицы.
Купе плацкартного вагона было занято полностью. Уже готовились ко сну. На нижних полках расположилась семья: муж с женой и дочерью лет пяти. Одну из полок им охотно уступил студент, сам перебравшийся на верхнюю. Был он, малый, хорош собою: и лицом и статью очень похожий на молодого Ерёменко в роли Сореля в фильме «Красное и чёрное». Теперь он смотрел в окно, но чаще на соседнюю полку, на которой красиво возлежала молодая изящная женщина, непонятно почему оказавшаяся в плацкартном вагоне. В предвечернем закате её зелёные глаза, будто нечаянно скользящие по нему, белые зубы и особенно рассыпанные на подушке искрящиеся временами в лучах солнца белокурые волосы неизъяснимо волновали и манили его. Она рассеянно читала какой-то сплошь иллюстрированный женский журнал, но поскольку начинало темнеть, отложила его и взглянула на студента. Взгляды их встретились, и она вдруг неожиданно ласково, как доброму знакомому, улыбнулась ему.
– Пора собираться спать, – с нескрываемой нежностью сказала она, – соседи наши вон готовы.…Только б надо умыться сходить.
– Давайте я вам помогу спуститься, – немного замешкавшись, нашёлся студент и протянул ей руку.
Их руки встретились. Её ладонь была горячая и сухая, а тело, – когда он невольно обнял её, – оказалось легким и очень гибким.
– Я сейчас, – взволнованно прошептала она… – Я сейчас вернусь.
– Я тоже пойду с вами, – краснея, невпопад сказал он.
– Зачем? Не надо, я сейчас вернусь, – улыбаясь, повторила она.
Он остался один. Женщина на левой нижней полке лениво взглянула на него и отвернулась к стене. Девочка, разметавшись у её ног, уже спала. Заросший щетиной мужик, её отец, тоже начинал похрапывать на своей полке. Он стоял и ждал. Быстро темнело. Зажёгся слабый свет. В вагоне постепенно всё затихло, только в некоторых купе приглушённо переговаривались да мерно постукивали на стыках рельс колеса вагонов. Наконец послышались её шаги…
– Ты ждешь меня… Ах, какая умница! – шепнула она.
– Я хотел помочь вам подняться.
– Вот и помоги! – и она внезапно прильнула к нему всем телом…
Тело её было таким же горячим, как и её руки, – и у него поплыло в голове…
– Ну, что же ты?.. Помоги мне взобраться на эту… уж-ж-асную полку!
Он помог ей, затем бесшумно одним прыжком взобрался на свою полку и замер, пытаясь успокоиться и уснуть. Ничего не выходило. Неодолимая сила тянула его туда, к ней…
Свет в вагоне выключили, стало совсем темно, но он разглядел её руку, потянувшуюся к нему. Дрожь прошла волной по всему его телу. Он схватил её ладонь, и она потянула его к себе. Ловким кошачьим движением он тут же оказался на её полке…
Всё остальное было, как в огне. Её горячее гибкое тело он не мог оставить. Ночь напролёт он шептал ей нежные слова, целовал её глаза, губы, крепкие маленькие груди и любил, любил её хрупкое, нежно пахнущее сладким дурманом тело. Непостижимо, но он не замечал в сплошном экстазе, как мешала ему багажная полка, заставляя буквально слиться с этой ставшей сразу ему навсегда близкой женщиной. Лишь под утро, когда зашевелились пассажиры, он с трудом оторвался от неё и осторожно перебрался к себе…
Проснулся он от резкого толчка поезда и сразу взглянул на её полку. Она была пуста. Внизу пассажиры о чем-то горячо спорили; в окно купе светило солнце. Но он ничего не замечал. Он искал глазами её… но её не было и внизу. Тут он увидел на краю своей подушки маленький свёрнутый листок. Он схватил его, развернул. В нём ровным красивым почерком было написано: «Спасибо тебе, милый мальчик, за счастье, которое я впервые ощутила. Прощай. Целую. Лара».
Он заметался по вагону, как зверь в клетке, скрипя зубами и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Узнал у проводника, где она вышла. Потом долго стоял в тамбуре, глядя невидящими глазами в окно. На первой же остановке он сошёл с поезда.
2
Проводник сказал ему, что она, «эта дамочка, вся из себя», сошла в Омске, и её встречал высокий крепкий мужик, хорошо одетый, в темно-сером костюме. «Похоже… из тех», – добавил он, показывая большим пальцем куда-то в сторону.
На станции, где сошёл студент, было безлюдно, промелькнул лишь дежурный со своим флажком. Он не стал заходить в здание вокзала – расписание висело на перроне – и он направился к нему. Ближайший поезд на Омск был через четыре с половиной часа. На втором пути стоял пыхтевший товарняк. Вдруг он дернулся, загремев всем составом, и стал медленно отходить. Студент, не мешкая (в голове промелькнуло лишь: всё равно денег мало – не хватит на билет), побежал к составу. Сначала проходили, воняя, цистерны с бензином и пропаном, затем пошли контейнеры. Наконец показался товарный вагон с тамбуром в торце. Тепловоз набирал скорость, но парень без особого труда, схватившись за поручень одной рукой (в другой – держал портфель), взобрался на площадку вагона. Здесь оказалось не так уж плохо. Откидное сиденье, на котором он устроился, и тёплые порывы ветра в лицо успокоили его, и незаметно перед ним опять замелькали все перипетии прошедших последних суток…
В Москву он возвращался из Новосибирска, где сделал свой первый научный доклад на симпозиуме по нефтехимии. Доклад прошёл успешно. Под мерный стук колёс в забытьи ему явственно слышались поздравления старших коллег. Потом откуда-то появились приглушенные, с какой-то неизъяснимой примесью сладострастные стоны. Сквозь них каким-то чудом пробился (он это явно почуял) дурманящий фиалковый запах женского тела. Это была она – его попутчица в том вагоне. Вдруг её руки, тонкие и сухие, обнявшие нежно его плечи, стали спускаться ниже и замерли на бёдрах…
