На детской площадке слышны детские крики и смех. Детство – это та пора, когда неважно, кто ты, на какой машине ездишь, кто твои родители, и сколько тебе лет. Твоя национальность, вероисповедание и то, на каком языке говоришь, совершенно не имеют значения. Потому что дети способны понимать друг друга, даже если еще не научились разговаривать. Этим они в корне отличаются от взрослых. А также еще искренностью и чистотой своих чувств, которые не умеют скрывать, выражают прямо и открыто.
– Вот возьми, это тебе, – сняв с шеи медальон на золотой цепочке, темноволосая девочка лет шести протягивает его мальчишке, который на первый взгляд старше ее лет на десять. И что самое интересное, девчушка не обращала никакого внимания на его младшую сестренку, которая была одного с ней возраста, но зато не отлипала от ее брата.
– Зачем? – буркнул парень, насупив брови.
– Как зачем? На память! И потому что я люблю тебя, – бесхитростно отвечает девчушка, и румянец покрывает ее пухлые щечки. – Просто у меня больше ничего нет, – добавляет уже тише, скромно опустив глазки в пол.
– А зачем мне от тебя что-то на память, если мы живем через дорогу?! – непонимающе спрашивает парнишка.
– Неней1 говорит, что надо дорожить всем, что имеешь. Потому что потерять можешь в любой момент. Я не хочу тебя терять! – пылко восклицает малышка, – но неней уверяет, что это от нас не зависит. Поэтому я хочу, чтобы у тебя было что-то от меня на память, – по взрослому и серьезно утверждает эта малышка, невинно хлопая голубыми глазками. И, кажется, ей удалось очаровать хмурого парня, потому что в этот момент он протянул руку ладошкой кверху и пробурчал:
– Ну, ладно, давай сюда свою штуку.
Девочка широко улыбнулась и довольная положила на ладонь свой подарок. Мальчишка посмотрел на прямоугольный золотой медальон, восхищенно и по-детски воскликнул:
– Ух ты, тут еще что-то написано! Не знаешь, что?
– Здесь по-арабски, я еще не начинала его учить, читать не умею, но неней сказала, что там молитва, она охраняет от всего дурного. Теперь она будет хранить тебя, – с гордостью сказала девчушка.
– Ладно, спасибо тебе, – сказал парень, слегка улыбаясь, застегнув цепочку, спрятал ее под футболку. – Пойдем, я тебя на качелях покатаю.
– Я не могу, мне уже пора домой бежать, – расстроенно произнесла девочка от того, что подольше не может побыть со своей любовью. – Сегодня у папы день рождения, будет много гостей, мне надо готовиться. Я итак отпросилась у неней, чтобы отдать тебе подарок.
– Могла бы и завтра отдать, ничего страшного не случилось бы.
– Мама всегда говорит, что не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Тем более мне очень хотелось, – и снова эта искренняя и открытая улыбка, на которую способен лишь чистый, невинный ребенок. – Ну, ладно, я побежала, увидимся завтра? Завтра меня должны отпустить на весь день погулять, неней и мама обещали.
– Завтра и будет видно, – продолжал ворчать этот серьезный не по годам парнишка.
Но судьба сложилась так, что ни завтра, ни послезавтра, ни через год эта искренняя девчушка и серьезный мальчишка не увиделись. Жизнь развела их на долгих шестнадцать лет, оставив ей – воспоминания о своей первой и единственной любви, ему – медальон с арабской молитвой.
Сидя на подоконнике, я смотрела в окно своей комнаты на неприветливые окна дома напротив и улыбалась собственным воспоминаниям. Много лет назад здесь жила обычная семья: мама, папа и двое детей: мальчик и девочка. Правда, шестнадцатилетнего парня сложно назвать мальчиком, но я не могу считать его взрослым даже в своих мыслях. Наверно, потому, что все-таки он был моей первой детской любовью, и почему-то с ним мне было проще общаться, чем с его младшей сестрой, хотя она и была старше меня всего на год. Ирочка была веселой, но ровно до тех пор, пока все шло по ее желанию. Как только правила игр начинали противоречить ее возможностям и требованиям, она начинала плакать и, таким образом, шантажировать других детей: чтобы ей уступили качели, чтобы дали игрушки в песочнице, чтобы она всегда выигрывала в играх. Многие уступали ей, чтобы пресечь ее капризы, я же в принципе не любила такого вида манипулирование, потому что нас с сестрой родители воспитывали в строгости. Наш отец был жестким, я бы даже сказала суровым. Работа была для него на первом месте. Религия – на втором. Сколько себя помню, он всегда был в делах. К нему часто приходили серьезные мужчины, с бородой, в ботинках из крокодиловой кожи и черных костюмах. А во дворе их ждали большие тонированные машины и все обязательно черного цвета и с охраной. Поэтому отец строго настрого запрещал нам шуметь. Негоже, чтобы в доме сурового и серьезного бизнесмена Мурата Алиева звучал детский смех и топот маленьких ножек, мешая обсуждать финансовые рынки, контракты и цены на нефть.
Каждый ребенок с самого рождения любит своих родителей, какими бы они не были. Без каких-либо требований и условностей – это же мама и папа, разве может быть что-то дороже и ближе? Так и я думала до определенных звоночков: вот мою сестру наказали за то, что она в неурочный час включила мультики и засмеялась над сюжетом, оставив ее без обеда до самого вечера, вот меня отец высек за то, что я, как ему показалось, не достаточно усердно читала пятничный намаз в мечети, а вот он поднял на наших с сестрой глазах руку на нашу мать за то, что она криво повязала хиджаб2, и была открыта часть шеи.
Но окончательно я уверилась в том, что отец не любит свою семью, и она нужна ему лишь для статуса в своих кругах, когда скоропостижно ушла моя сестренка: она заболела самым обычным ОРВИ, которое, к сожалению, дало осложнения на сердце и почки, и слабый организм Нармин не выдержал. Ей было всего восемь, моя любимая младшая сестренка мечтала стать детским врачом, чтобы помогать деткам справляться с заболеваниями. Но судьба распорядилась так, что она не закончила и первого класса.
Нармин родилась раньше положенного срока и была очень слаба. Неней рассказывала, врачи говорили, что она не выживет, но девочка справилась и начала набирать вес, и скоро смогла даже самостоятельно дышать. Однако, преждевременные роды не прошли бесследно для детского организма: у нашей малышки был слабый организм в целом и больное сердце, которое впоследствии и стало одной из причин ее смерти.
Говорят, что можно осиротеть, потеряв одного из родителей. Но в тот злополучный весенний день я осиротела, потеряв сестру. С огромным стыдом сегодня я в свои двадцать два года признаюсь, что потеряй я отца, наверно, не проронила бы и слезинки в день его кончины. Как он в день смерти и похорон нашей малышки Нармин. Да простит мне Бог мои грешные мысли.