Пришло к концу вновь наше лето —
Пора забот заморских птиц:
Птенцов – крикливое наследство —
Растить для дальнего пути.
Им улетать в чужие страны, —
Не всем по силам перелёт,
И, может быть, уже обратно
Судьба кого-то не вернёт.
Тот мир, далёкий не холодный,
Их на полгода приютит,
Но всё же он как зверь голодный
Им там ошибок не простит.
Не оттого ль, готовясь, птицы
Весенних песен не поют,
И от зарницы до зарницы
Всё тренируют рать свою?
Злым ветром в небе рвутся тучи,
Дождём шипит их слёзный плач,
Гася последний лета лучик,
Лишая света и тепла.
И я, идя за ним по следу,
С другого берега реки
Какой-то девочке как лету
Машу прощально в две руки.
Опять вдруг взволновали
Меня воспоминанья те,
К которым сердце звали
Мечты рождённые в мечте.
Я час той встречи вспомнил:
Летела по аллее ты.
Мчась за тобой, вскипев любовью,
На клумбе рвал тебе цветы.
Твои глаза смеясь смотрели
С победной искрой на меня…
Они призывно так горели,
И загорелся ими я.
Всё это длилось лишь мгновенье.
Как метеор исчезла ты…
Из тех цветов я сделал веник,
Тот веник стал мне золотым.
Мне завуч высказала в школе
Всё, что сказать хотела мне,
И обвинила в страшной шкоде.
Её я слушал, обомлев.
С тех пор акации аллеи
Сажаю вместо хризантем…
А веник что? Он всё алеет,
А я всё жду тебя затем,
Чтобы вернуть тебе глазами
Огонь зажжённый в них тобой,
И чтоб мне завуч не сказала:
«На клумбах не растёт любовь!»
Выздоровленья день в тумане…
Когда ж отсюда выйду я?
Но знаю точно: жизнь обманет
Не раз, не два ещё меня.
Я так хотел любви и счастья
И чудо-девочку всё ждал.
И вот с такою повстречался,
Но вдруг нагрянула беда.
Не думал я, что мне придётся
Не видеть долго её глаз.
Хотя я верю: час вернётся,
И жизнь пойдёт моя на лад.
Я вместо встреч лежу в больнице,
Глаза уставив в потолок.
Но мысль моя быстрее птицы
Летит к любимой в уголок.
Амур-хитрец играет с нами,
Стрелой любви пронзает он,
Оплёл как паутиной снами,
И нам не выбраться из снов.
Прильнул к её я изголовью,
В глаза закрытые смотрю,
И переполненный любовью
Дрожу от страха и горю.
Быть может снится ей тот парень,
Что рвал цветы в осенний день,
Чтоб подарить их ей на память,
Сойдя с ума от встречи с ней.
А на щеках её румянец
Играет светится сквозь сон,
Движенья губ призывно манят,
И к ним зовёт их сладкий стон.
Он тихо с губ её слетает
И бьёт под сердце как стрела.
Оно от страха замирает,
Как кролик в лапах у орла.
Спугнуть я сон её не смею,
Боюсь надежду потерять…
Но что во сне творится с нею?
Никто не смеет укорять…
Амур паршивец выпускает
Стрелу мне в сердце так, шутя.
Но сквозь него, – оно – не камень —
Пронзает девочку – дитя.
Холодный лёд разлук растаял,
Жжёт губы первый поцелуй…
И стрел Амура уже стая
Тетивой гнёт любовный лук.
Вдруг её дрогнули ресницы,
Глаза сверкнули, сон вспугнув.
И мысль моя быстрее птицы
Взвилась, умчавшись в тишину.
С печальным криком пролетают
В высоком небе журавли.
Так каждый год, собравшись в стаю,
Они летят на край Земли.
Тепло и солнце ожидает
Их там в отличие от здесь.
Так почему ж они рыдают
И день и ночь, и ночь и день?
Так каждый год в веках веками
Жгутом разлук сплелись века.
И их курлыканье, как камень
Свистит у самого виска.
Что в этом крике журавлином,
Не оставляющим следов
В небесной глади над равниной
В вечернем блеске золотом?
– «Как что? – старик, смахнув рукою
Слезу дрожащую в глазах,
Скрипучим голосом с тоскою
Под их курлыканье сказал, —
Ведь это птицы расставанья,
Они летят искать весну.
А здесь на зиму оставаясь,
Им суждено навек уснуть».
Но птицам не до речи старца.
У них тяжёлый дальний путь.
На нём такое может статься,
И уж назад не повернуть.
И как же ты, дедуля старый,
Не разгадал под их: «Кур-лы»,
Что все хотят в чужие страны —
И даже гордые орлы.
Там за горами, за морями
У них ни дома, ни гнезда
И так завидуем мы зря им.
Они вернутся вновь сюда.
И вновь услышим мы весною
Их упоительный «Кур-лы».
И это будет знаком Ною
Ковчег причалить у скалы.
Пусть строки как птицы взовьются,
Под небом о счастье споют,
На сердце любимой прольются,
Любовь открывая мою.
Едва я поднялся со стаей,
Устроившись в центре угла, —
В падении с криком усталым
Сорвался, сложив два крыла.
Удар был о землю жестокий,
Из ран моя кровь потекла…
Не вынесет сердце же столько
И боли, и страха, и зла.
Мой клин под громовым раскатом
Теряется новым углом…
Как быстро же кончилась сказка,
Ведь только что так мне везло.
Но что, что творится под небом?
Пронзая звенящую высь,
Уносится стая, и мне бы…
Но мне не поднять головы…
Тревогою сердце объято
И вырваться хочет к родной…
Но сил больше нет и обратно
Мне встать на крыло не дано.
Не будет уж встречи с любимой,
Она пусть продолжит полёт,
Глаза мои смерть ослепила
И в сердце смерзается лёд…
А вот и исчезли в полёте
Как тени под крик вожака
Слова моей песни залётной,
Наткнувшись на взрыв ПЗРКа.
Заря востока заалела,
И тут же песня зазвенела,
Из под небес упав на землю.
То в небо взвились птичьи семьи.
Их песни вольно разливались,
С землёй и небом обнимались.
По краю огненной зарницы
Вдруг колесо от колесницы
Едва заметно прокатилось…
Небесный поп, дымя кадилом,
Закончив утра литургию,
Кадилом машет словно гирей.
Все птицы в страхе разлетелись
Летать и петь все расхотели.
Земля застыла в ожиданье
С дождём слезливого свиданья.
Есть дивные чудные строки
Душа изливается в них,
В них жизни суровой уроки
И жизни счастливейший миг.
Вплелись в них отрадные звуки
Любви и признания в ней,
Глаза в них проникли и руки,
И даже шептанье во сне.
Весёлость беспечного шума,
Любви ликованье и грусть,
И горькой тревоги безумность,
И счастья спасительный круг…
И слов тех отрадные звуки
Как капли в дождь тихий звучат,
То сердца тревожные стуки,
Что с горем мы слышим подчас.
Познание (только подумай!)
Ломает строк стройных игру.
В Эдеме с греховною думой
Познанья мы начали круг.
Но есть всё же чудные строки,
Душа изливается в них,
В них жизни суровой уроки, —
Бессмертья живительный миг.
Он начинал многозначительно,
Слова к словам как камни расставлял…
Казалось, слушай, – поучительно,
Но мысль его никто не понимал.
Не дай вам Бог такого вот учителя,
И не учитель он, а злой тиран.
Молчание его нам поучительней,
Чем тысячи бессмысленных тирад.
