Всякая литература подвержена своим законам – это уже общее правило. Литературы задних рядов, предводимые гг. Кузмичевыми и разными иными знаменитостями в том же роде, также имеют свои законы, свои условия; но эти условия, кажется, в том только и состоят, что в них заключается чистое отрицание самых простых законов, общих всем литературам, выражающим сколько-нибудь разумное содержание. Так хоть бы это условие: есть в году время, время жаров и зноя, когда едва ли не всякий несколько сокращает свою обыкновенную деятельность, когда даже умственные силы теряют много своей энергии и когда самые требования на произведения высшей, умственной деятельности по необходимости должны быть умереннее, ограниченнее; в эту пору и литература, не истощаясь совершенно, впрочем, также уменьшает свою производимость и как бы отдыхает, собирая силы для новых трудов, для будущей деятельности: – это может случиться не только в нашей, но и во всякой другой, более солидной литературе. Но попробуйте наблюдать – не только вооруженными, но и простыми глазами – над этими безвременными литературами, которых достоинство измеряется только весом и количеством, и вы увидите совсем противное явление: они как будто существуют вне законов пространства и времени; условия климата и атмосферы для них совершенно не имеют значения; в то время, как для вас наступает пора отдыха, у них начинается работа самая живая, самая деятельная: работают головы, руки, перья, – больше всего перья, а от них не отстают и типографские станки. Тут не только печатается и издается из тьмы в свет «новое», но перепечатывается или уж по крайней мере получает новую обертку и все старое: таким образом, первое издание вдруг, по волшебному манию, становится вторым, песенник делается собранием песен; большое издание – маленьким, карманным, для удобнейшего употребления, и проч. и проч.; всех приемов и уверток этой литературы не перескажешь. И что это бывает за работа, особенно если уж «макарьевская»-то недалеко! По русской пословице – тяп да ляп, и вышел корабль! В самом деле, чем скорее, тем лучше. Все, мало-мальски сложные инструменты, в таком случае, чтоб не мешали, отлагаются в сторону; топор, обух и долото – вот все орудия производителей макарьевской литературы. Им некогда, они спешат, – так до чистоты ли тут? Лишь было бы что продать к великому дню да выручить хоть свои-то: уж за большим не гонятся. Дадим им дорогу, этим скороспелым изделиям книжной мануфактуры: теперь именно то время, когда они кучами валят на макарьевскую, спеша захватить себе там местечко рядом с железом и кожею. Нам не нужно долго задерживать их и всматриваться в их физиономию: лица всё знакомые, да притом есть и вещи, и даже лица, которые стоит только назвать по имени, чтоб в одном слове рассказать вам их прошедшую и будущую историю. Итак, начнемте наш осмотр[1].
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
