Это моя книга, а не Рогозы. Честное слово. В ней все – мое и обо мне. А Рогозу я выбрала сознательно – знала, что он не упустит случая повыпендриваться, поскандалить и заработать денег.
Кроме того, когда мы с ним договаривались, я всего боялась – живых ментов, мертвых призраков и просто незнакомых людей. А сейчас это прошло, и я вдруг почувствовала, как это несправедливо, что мою историю рассказывает другой человек. Как будто я просто выдумана, а на самом деле меня нет, и не было.
Я есть. Я живу. Я подросла и даже немного поправилась, ребра уже не торчат. Ребятам в классе это, по-моему, нравится.
Мне очень хочется рассказать вам всем правду о себе. Рассказать самой, без чужих мыслей и придумок. Сейчас это уже, конечно, не получится, но редактор – он очень хороший, замечательный человек – сказал, что имеет право опубликовать мое предисловие. Вот я его и написала.
С Рогозой, конечно, некрасиво получилось. Но мне его не жаль – он хитрый, и по-моему, не очень добрый. Я видела по – настоящему добрых людей, так что могу сравнивать. И потом – я же не претендую на его гонорар, денег у меня много. Так что все честно.
Когда будете читать книгу, постарайтесь понять меня и не считать просто жестокой дрянью. Ведь с вами такое тоже может случиться. Никто же не знает, как сложится жизнь дальше.
Это – моя книга. От начала и до конца. Она стоила мне нервных срывов и красных от усталости глаз. Она – строчка за строчкой – появлялась на свет душными городскими ночами под клацанье клавиш моего ноутбука.
Только умственно отсталый ребенок принял бы за книгу каракули в школьной тетради в клеточку, которую принесла мне эта испорченная малолетка. О ее косноязычных рассказах и комментариях вообще говорить не приходится. Выстраивать из них более или менее стройную повествовательную линию было тяжело и неинтересно.
Но всерьез злиться на Лизу я не могу. Это все равно, что злиться, скажем, на кошку.
Другое дело – издатели. Эти умники решили, что напечатать в начале моей книги предисловие несовершеннолеиней дурочки «целесообразно с коммерческой точки зрения». Я же считаю, что с их стороны это – свинство и нарушение профессиональной этики.
Впрочем, удивляться не приходится. Эпоху Мастеров мы не застали, приходится жить во времена продюсеров. Людей, которые потребляют наш труд и талант, а все вырученные за них деньги оставляют себе. Чтобы мы не могли позволить себе спокойной сытой жизни, и скоро явились к ним с очередным шедевром, который они милостиво будут готовы приобрести за гроши.
Ну, да ладно. Главное, что книга у вас в руках. И на ней заслуженно стоит мое имя.
Получите историю маленькой Лизы.
Светлой памяти Сергея Евгеньевича Палагутина
(если он уже умер, в чем я лично не уверен).
Спи спокойно, Рыжий,
в этой их «новой реальности»
тебе, алкоголику и засранцу,
все – равно не нашлось бы места.
«А нечистый – то не спит, тут как тут,
в ухо шепчет, за рукав дергает…»
отец Никодим (в миру Аникеев)
Так обычно и бывает. Хочется сидеть в полумраке дорогого уютного кафе (непременно около окна) с бокалом мартини и тонкой сигаретой, и смотреть на огни уходящего в ночь города. А сидишь в отвратительном ментовском кабинете, тесном и убогом, пропитанном многолетней плесенью допросов, признанок и других похожих радостей. Хотите увидеть стул, на котором никто не хочет сидеть? Зайдите в любую ментуру, он там стоит в комнате каждого опера – жесткий, потертый, пахнущий злым страхом и сотнями поломанных жизней. Я в эту минуту как раз сидела на одном из них.
Но перестала обижаться, как только увидела, что Мент и сам сидит точно на таком же, только символично стоящем по ту сторону стола и слепящего прожектора лампы. Есть все – таки на свете справедливость.
От Мента пахло дешевым одеколоном и почему – то кожей, хотя он был в старомодной джинсовой рубашке. Запах был резким, злым, очень настоящим. Этот запах был единственным, что мне нравилось в этой мрачной пыльной комнатке. Позже я поняла, в чем дело – Мент был перепоясан ремнями кобуры из толстой рыжей кожи, и, усиленная вонью ружейной смазки, эта кожа красиво пахла мужеством и смертью.
Сам Мент уже несколько минут молча разглядывал меня через стол. А я в это время украдкой рассматривала комнатку. Или может, правильнее сказать – кабинет? Блеклые стены, зарешеченное немытое окно, отвратительный сейф – железяка в углу, покрытый пятнами китайский электрочайник… Нет, менты никогда не победят, я видела кабинеты тех, с кем они пытаются бороться.
Я чуть повернула голову и вздрогнула. Они смотрели на меня из полумрака. Все пятеро. Смотрели с черно – белых фотографий, аккуратно прикнопленных к стене. Те, из-за кого я здесь. Те, без кого я не стала бы такой, какая я сейчас.
Олигарх, Мэтр, Бюджетник, Телеблядь, Попик.
Женя и Антибренд смотрели с другого, противоположного, конца стены. Чтобы не перепутать. Живые и мертвые. Кажется, есть такая книга.
Но это у нормальных людей – живые и мертвые. А у ментов – подозреваемые и потерпевшие. Те, кого можно и нужно посадить и другие, которые не сядут уже никогда. Как ни старайся…
– Волнуешься? – хрипло спросил Мент из полумрака.
– Волнуюсь – честно ответила я – Я мопед не пристегнутым оставила. У вас тут даже пристегнуться не к чему.
– Ничего, там камеры наблюдения стоят – успокоил Мент – А хочешь – сходи, во двор загони, чтобы не дергаться.
– А это у нас что, надолго?
– От тебя зависит.
Он закурил, причем так вкусно, что мне тут же захотелось сигарету. Но попросить я не решилась – еще подумает обо мне неизвестно что. Вместо этого я попросила:
– Лампу опустите, пожалуйста. Слепит.
Раздался противный пластмассовый скрип, луч света уперся в стол, и в комнатке сразу стало уютнее. Только лица мертвецов на стене проступили еще яснее, и от этого было немного не по себе.
– Вот такие дела – словно прочитав мои мысли, выдохнул Мент – Два дня – пять трупов. Неслабо, да?
– Время такое – тихо ответила я.
– Да ладно тебе – устало выдохнул Мент – Время… А раньше что, по – другому было?
– Да. По – другому.
– Интересно…Это как же?
– Добрее и лучше. Потому что в людях было больше Бога и меньше говна.
Мент поднял на меня удивленные глаза.
– Ты – то откуда можешь знать?
– Бабушка рассказывала.
– А… – Мент раздавил окурок в пепельнице и устало провел ладонями по лицу – Кстати, позвонить ей не хочешь? Волноваться, наверное, будет.
– Не будет, она привыкла – я изо всех сил постаралась сказать это спокойно. И у меня получилось.
– Ну, как знаешь… – Мент придвинул к себе худую картонную папку и посмотрел на часы – Тогда давай. Рассказывай.