За окном было пасмурно и слишком темно для наступившего утра.
Он открыл глаза и повернул голову в бок.
Рядом лежала длинноволосая, смуглая брюнетка с силиконовыми губищами. Ничего привлекательного. Впрочем, как обычно. Если бы не физиология, у него даже не встал бы на такую. Да если бы он разглядел её спьяну вечером, то и не встал бы.
– Ммм, доброе утро, – промурлыкала ему в ухо, чем вызвала лишь раздражение.
Ведь сказал же, чтобы свалила ещё до того, как он проснётся. Овца тупорылая.
– Добрым оно станет, когда за тобой закроется дверь, – тихо, но сурово.
Больше ничего говорить не потребовалось.
Молча поднялась, подобрала свои шмотки и на цыпочках к двери. Ему лучше не перечить.
Поднялся, подошёл к окну и, размяв широкую татуированную спину, замер. Паршивая погода действовала на него успокаивающе и завораживающе. Он любит холод и ненастье – его стихия.
Сейчас он постоит так несколько минут. Оголит свою душу, перед тем, как снова спрячет её в надёжный непробиваемый панцирь, а потом снова станет тем, кем является по жизни.
Безжалостным беспредельщиком, которому не писаны законы. Он сам себе закон. Себе и окружающим его людям. Тем, кто жизнь за него положит, пожелай он того.
– Шеф, пора, – в дверном проёме появился Пахом.
– Когда ты уже начнёшь звать меня по имени?
– Лавр… – Пахом вздохнул, отмечая, что у шефа сегодня хреновое настроение. – Пора нам.
– Макар меня зовут, дурья твоя башка, говорил спокойно, но Пахом слишком хорошо его знает, чтобы не понять – сейчас он превратится в тайфун…
Схватил со столика бутылку с коньяком и со злостью запустил её в стену.
Пахом прикрыл глаза, когда по белоснежной стене разлетелись тёмные брызги, а осколки посыпались на пол.
– Ты опять мне блядюгу подсунул, Гена!!! Какого хуя, объясни?! Я нормальную бабу просил!
Геннадий поморщился, но не ответил, склонив голову и глядя в пол. Главное, переждать первую грозу. Сейчас поорёт и успокоится. Тогда уже можно будет с ним говорить. Или хотя бы попытаться объяснить, что нет таких баб, каких он хочет.
Правильные девочки не шляются по клубам и не «снимаются» по ночам у дороги. Не идти же ему, затраханному Пахому, по квартирам в поиске хорошей девочки.
– Нет, Гена, сейчас не прокатит молчание! Я кого просил мне привести?!
– Шеф… То есть, Лавр… Мой косяк. Но где мне искать таких, как ты хочешь? Они же на дороге не валяются. Тем более, тебе каждый раз не нравится, даже если целка…
– Потому что штопанных мне водишь, Гена! Или я по-твоему, не в состоянии отличить зашитой бляди от чистой девчонки?!
Вот как?! Как объяснить этому психу, что не пойдёт к нему хорошая девочка. Не продаются же они.
Морока с этими бабами, честное слово.
Вот чем его не устраивают давалки? Какая разница, кто там до тебя был в той дырке? Не жениться же ему припекло. Или…
– Я найду, – коротко кивнул, ибо спорить себе дороже.
– Сегодня же!
* * *Настроение – дерьмо.
Ничего удивительного.
Устал он от одиночества.
Семью хочет.
Сына.
Всё у него есть. Деньги, тачки, квартиры и даже коттедж за городом. А бабы нет.
Не от того, что урод или недоразвитый какой… Просто не нужна ему та, которую поимели во все дыры и не по одному разу.
От шлюхи детей он не хочет.
А те, которым удалось проходить до двадцати лет целками – страшнее атомной войны.
Вот где взять такую, чтобы и члену приятно, и глазу радостно, и женой хорошей стала?
Да он, в принципе, и без жены мог бы.
Тут хоть бы ребёнка кто родил…
А из пробирки не хочется.
Да и суррогатная мать – не вариант.
Баба, которая продаёт своего ребёнка априори не может быть матерью. Не должна, вернее.
Гадко это до тошноты.
Нет, он, конечно, не динозавр. Об отношениях наслышан, да и сам, чего греха таить, пытался…
Только всё заканчивалось раньше, чем наступал рассвет.
Так уж сложилось, что Макар не терпит девушек, у которых были интимные отношения до него. Как будто сливки сняли, а ему отдали скисшее молоко. Невкусно нихрена.
Обычно всё заканчивается, так и не начавшись, после одной ночи. Очень редко – после двух.
И снова длительное воздержание до очередной давалки.
А время идёт. Уже тридцать четыре. А он, придурок, всю жизнь на бабки променял. Толку теперь, от бабла этого, если даже семью не купить.
– Бухнёшь? – кивает на бутылку с коньяком, на что Пахом закатывает глаза.
– Может хватит, Лавр? Уже месяц не просыхаешь, ворчит недовольно Геннадий и провожает взглядом стройную официантку. – Ты кабак себе купил, чтобы бухать ежедневно?
Макар хмыкает и молча наливает себе в бокал. Если бы кто-то другой посмел так вякать на него – пасть уже до ушей разодрал бы.
Но Пахом прав.
Зачастил что-то с бухлом.
А что делать? Скучно ведь, хоть волком вой.
Хоть бы забаву какую…
– Что там с бабой моей? Она хотя бы уже родилась?
– В поиске ребята, брат. Обещал же, значит, достану. До вечера точно найду. Только тебе же не угодишь. Завтра опять скажешь, что шалава.
А разве виноват он, что баб нормальных не осталось?
– Ладно, расскажи мне, что там с моей землёй? И почему до сих пор на ней не строится мой комплекс?
– Да вот жопа тут полная. Все жильцы старого дома согласились на переезд, а один старик никак не идёт на контакт. Говорит, под бульдозер ляжет – свою комнату в коммуналке не отдаст. Ребята ему квартиру недалеко от центра предлагали взамен, а он ни в какую. Не валить же старика.
Ну да, валить – не дело.
Да и не занимается он подобным уже многие годы. И со стариками воевать не его удел.
– Значит, сам поезжай и поговори. Водки возьми, продуктов деду. Глядишь, бухнет и подобреет.
Пахом молча кивнул и как бы нечаянно отодвинул бутылку в сторону.
– Блять, ты как баба ворчливая, – не удержался, подколол Гену, тот в ответ лишь покачал головой.
