Это было сногсшибательное мероприятие, которое устраивала местная балетная школа, – аукцион в пользу заведения. Пригласили всех действительных и потенциальных спонсоров, родителей и состоятельных людей города. Готовились серьезно. Силами школы и привлеченных родственников: ужин, программа, джазовое трио, лоты – произведения, так сказать, искусства, все очень старались, денег вбухали немерено. Меня ангажировали играть два номера танцующим девочкам.
Приехала, поздоровалась, послонялась. Вечер в разгаре.
Сцены нет – один огромный зал, в торце освобождено место для выступлений, играет бэнд: саксофон, гитара и ударник. Пойду, думаю, погляжу на свой инструмент, примерюсь. Неделю до этого о нем шли долгие переговоры – заказывали синтезатор. Конферансье (он же организатор, он же чей-то папа, в миру завкафедры какой-то древнющей литературы) – живописный мужчина лет пятидесяти пяти, в костюме и длинном шелковом шарфе от колена до колена. Поговорили, показал лежащий на полу синтезатор. Я начала расстраиваться: клавиши не натурального размера, чуть-чуть меньше – если играть на автомате, то рука берет привычный аккорд, а он не там… Конферансье поизвинялся, ну какой с него теперь спрос? Ладно. Сказал, что сейчас что-то там подсчитывают, а потом, под фанфары, и будет наш выход.
Стали устанавливать синтезатор. Подставка плохая, неустойчивая, буквой X, на уровне чуть выше моего колена. Это ладно, поднимут (блажен кто верует). Принесли стул, постучали по клавише, и вроде всё, начали уходить. Как? Подхожу:
– Простите, а педаль есть?
Конферансье долгим страдающим взглядом посмотрел на меня.
– Есть. Но я ее дома забыл.
– Как?!
– К сожалению.
– Ох, но это единственное, что я просила, – размер клавиш и педаль! Клавиши – маленькие, ладно, но педаль?!
– Пожалуйста, умоляю, без педали тоже хорошо!
Рядом слонялся с бокалом мужчина из совета директоров, от скуки заинтересовавшись нашим диалогом, подошел:
– У вас проблемы?
Одновременно:
– Да!
– Нет!
– Это ужасно: педали – нет, клавиши маленькие!
– Нет, не маленькие!
– Нет, маленькие!
– Нет, не маленькие!
Прибилось еще человек пять, обрадовавшись, что есть чем заняться. Все когда-то на чем-то играли, и началась развлекательная дискуссия на тему «маленькие – не маленькие». Я побежала искать директрису, жаловаться: клавиши маленькие, педали нет, как играть? Она всплеснула руками:
– Что, совсем нельзя играть?
– Играть можно (памятуя Григоровича[1]) – слушать нельзя. А главное – как танцевать под это? Это же детский инструмент, еще неизвестно, какая у него громкость на такой громадный зал.
– Он не детский, – подскочил конферансье, – это «Ямаха», профессиональная модель, как просили. Пойдемте, прошу вас, все будет хорошо.
Все вокруг начали уговаривать, что без педали – хорошо, а размер клавиш – может, и плохо, но расположение-то такое же, а это главное, и зря я расстраиваюсь.
Возвращаемся к спорщикам. Увидев меня, они поспешили оповестить:
– Мы решили, что клавиши нормальные.
– Я рада.
Страдальчески оглядываю синтезатор. Мужчина из совета директоров с радостной готовностью:
– Что теперь не так?
– О, господи! А где подставка для нот?!
Конферансье умоляюще:
– Вы не запрашивали подставку для нот!
– Но я не думала, что ее нет, она мне нужна!
Мужчина из совета:
– Зачем?
– А как в ноты смотреть?!
– Играйте наизусть.
– Я не знаю наизусть! Мне нужна подставка!
– Ну вы придира!
– Нет, не придира, я на все уже согласна, но как я буду смотреть в ноты?!
– Я могу держать их.
Прекращаю заламывать руки и впериваюсь в него. Он молча кивает.
– Давайте сюда ваши ноты.
Даю распечатанные листочки.
– Где держать?
Показываю пальцем. Медленно, с достоинством обходит синтезатор и встает в указанном месте. Зрелище не для слабонервных.
– Все нормально. Я еще буду переворачивать вам листы.
– Могу себе представить.
Обрадованный конферансье начинает бурно благодарить, расстраивать его не хватает духу. Обреченно напоминаю, что пианинку надо бы приподнять.
– Конечно, это пара секунд, сейчас!
И начинается возня с синтезатором. Стою рядом, смотрю по сторонам, идти мне, собственно, некуда. Копошение у подставки затягивается, но не придаю этому значения. Потом чувствую, все затихло, смотрят на меня. Поворачиваюсь, точно: один лукаво, другой страдальчески, взъерошенная прядь упала на лоб.