Железные острова уходили под воду. Незаметно глазу, однако с каждым годом всё выше поднималась полоса прибоя, угрожая рано или поздно смыть с лица земли весь архипелаг. На самом-то деле острова эти состояли из земли, песка и камня, но железа в их недрах было так много, что вода в озёрах имела красноватый цвет, как и песок в окрестных дюнах. Ветер разносил его по округе, оседая на листьях и стволах деревьев, окрашивая в непривычный окрас. Островные жители, отдавая дань, суровой родине отправляясь в военные походы, красили хной бороды в ярко рыжий цвет для устрашения врагов. Красили их также по праздникам и даже по настроению в обычные дни.
Каменистая земля и прохладный влажный климат не годились для хороших урожаев, идущая в еду пища была скудной и в основном привозной, которую выменивали на железо, лес, пеньку, овечью шерсть, шкуры животных и, конечно же, рыбу, что являлась основным промыслом местных жителей.
– Если так пойдёт дальше, то скоро негде будет выпасать скот, – проворчал Грант, дальний родственник Рейнгольда, островного военного вождя, глядя на зеркало водной глади, лежащей там, где совсем недавно были участки возделываемых полей. Хотя в их замкнутом мире за многие поколения островитяне, так или иначе, успели породниться друг с другом.
Тот кивнул, соглашаясь со старшим товарищем, подумав, что скоро им вообще негде будет жить. Ему было чуть за тридцать, и стал он самым молодым военным вождём архипелага, состоящего из сотни островов. А теперь они уходили под воду. Вначале не стало самых маленьких, безжизненных клочков песка, не годящихся для земледелия. Жрецы посчитали это жертвой Каргарону, главному Богу небесного пантеона, но теперь вода подступила ко всем остальным и как помазанники не старались умиротворить разгневанное божество, земли становилось всё меньше. На двух главных островах, Змеином и Тронхейме соединённых между собой в узком месте мостом спасались люди с готовых уйти под воду. Население росло и это добавляло проблем с расселением, едой, работой.
Не смотря на общность беды между жителями и переселенцами время от времени вспыхивали конфликты, а гасить стычки приходилось воинам Владыки. В этом не было доблести, и они неохотно соглашались на это, бросая недовольные взгляды на Рейнгольда. Масла в огонь, как ни странно подливал верховный жрец, Вороний Клюв, высокий сухой старик с длинной клинообразной бородой, по местному обыкновению выкрашенной в красный цвет. Он группировал вокруг себя недовольных, не подстрекая к открытому бунту против Мильгрема, островного Владыки, но всячески указывая на недовольство Богов существующим положением вещей. Их становилось всё больше, тех кто не находил себе места в новых реалиях или просто не хотел этого делать, слоняясь за старцем и околачиваясь то возле его обнесённой каменной стеной резиденции на Тронхейме (где когда-то стоял замок прежнего Верховного вождя), то возле Великой Сигтуны – главного храма Железных островов. Ситуация ещё не вышла из под контроля, но с каждым днём становилась всё более непредсказуемой. И что-то делать с этим было нужно, причём в самое ближайшее время.
Власть островного Владыки не была единоличной, Рейнгольд же отвечал лишь за то, что касалось военных действий, будь то оборона или нападение, а все важные решения принимались сообща на совете старейшин, вождей кланов и старост домов. И хотя ему подчинялись военные отряды всех кланов, вынужденное частое отсутствие за пределами островов позволяли его политическим оппонентам укреплять свои позиции. Рейнгольд ещё не знал, как Мильгрем будет решать вопрос со стариком; прибегать к насилию и неминуемой междоусобице, учитывая количество сторонников жреца, не хотелось, но похоже Владыке не оставляли выбора. Пока же его больше волновал преследуемый им купеческий караван, что был ещё едва заметен на горизонте, но догнать тяжело нагруженные галеры быстрым островным Драконам оставалось делом времени.
«Драконами» корабли с Железных островов называли из-за резной головы чудовища на носу судна, хотя была она не у каждого, а только лишь на судне вождя и его приближённых. Если корабль шёл не в набег, то в чужой гавани голова чудища убиралась, дабы не пугать добрых духов. На каждом Драконе было до тридцати пар вёсел, а вся команда не превышала ста человек. У каждого воина было своё место, своя скамья, где он отдыхал и хранил вещи. Драконы имели низкую осадку, что позволяло им ходить по фьордам и мелководью прибрежных рек. От общей слаженности действий зависела жизнь каждого, и поэтому боевое судно стало плавучим домом, в котором островитяне проводили немалую часть своей жизни.
Драконы догоняли; расстояние неумолимо сокращалось, хотя до ближайшей триеры было ещё далеко. Попутный ветер надувал паруса, но гружёные товаром купеческие суда не могли похвастать большой скоростью, в отличие от пиратских Драконов, с азартом гончих преследующих добычу. Кодекс морских разбойников ясно говорил на этот счёт: то, что в море не принадлежит мне, не принадлежит никому и лишь сильнейший имеет на это право.
Безусловно, главным в этом торговом флоте был дромон – впечатлявшее своими размерами судно о двух мачтах с косыми парусами и длинными рядами гребцов, что теперь сидя на «банках» обливаясь потом гребли из всех сил. Возможно, когда-то это было военная галера, об этом явно говорила «проплешина» посередине на месте боевой башни, но теперь его переделали для торговых нужд: торговли рабами, скотом или лошадьми. Часть кораблей, сбрасывая в воду ставший смертельным балластом товар, увеличивала скорость, в надежде спастись, но были и те, кто выстраивался между пиратами и дромоном, что было необычно для купцов. Давая главному судну, возможность оторваться моряки яростно бились с настигшей их армадой островитян, и Рейнгольд отдавая своих людей Каргарону, строил догадки, что же такое могли везти на торговце. Команды галер бились отчаянно, но море было стихией краснобородых воинов; не зная пощады, они рубились боевыми топорами, и смерть в этом бою была для них не трагедией, а великой милостью всемогущего Бога.
Кораблей Рейнгольда было не намного больше шести торговых триер, но то были созданные для войны Драконы с отрядами закалённых в битвах бойцов. Мореходство в те времена являлось опасным делом: если тебя не погубит шторм и во время штиля, когда паруса безжизненно повисают на реях, ты не умрёшь от жажды и голода, лишить тебя товара и жизни смогут не только морские разбойники, но и тот, кто просто сильней. Экипаж торгового судна и пираты зачастую были одни и те же люди: сегодня они вели с тобой дела, а завтра, когда предоставлялась такая возможность, запросто могли ограбить.
