Нина смотрела на экран своего телефона, уже не таясь.
40… 41…
До конца школьного года осталось совсем ничего.
Окна в классе с утра распахнуты настежь. Теплый ветер надувает и поднимает белые занавески. На улице проходит урок физкультуры у малышей: они кричат и даже визжат. Иногда до всех старшеклассников доносится писк учительского свистка.
Приятно шелестит яркая, зеленая листва. Теплое солнце светит Нине прямо в щеку, но двигаться ей не хочется: так спокойно и хорошо на душе от этих звуков и ощущений последних дней мая.
43… 44…
Нина оглядывает класс. Почти никто и не подумал положить на парты хотя бы ручки, не говоря уже об учебниках. Нина и сама сегодня пришла с маленькой сумочкой через плечо: без тетрадей, без пенала, без книг.
Все ребята ерзают на своих местах. Должно быть, эти последние минуты последнего урока для многих растянулись в долгие часы. Даже милая и прилежная Туся, Нинина соседка по парте и близкий друг, несколько раз тяжело вздыхала и постоянно меняла позу: то положит подбородок на ладошки, то выпрямится, то ногами пошевелит.
45…
«Сейчас!»
Противный школьный звонок, который всегда раздражал Нину, в это мгновение показался громким, бодрым и дружелюбным, как папин голос, которым он говорил, когда Нина болела, чтобы поддержать ее. Все тут же зашевелились, повскакивали со своих мест.
– Желаю вам хорошо отдохнуть, – сказала учительница с улыбкой.
На улице, на школьном крыльце, Нина глубоко вдохнула и потянулась.
– Как же хорошо, Туся! Как же хорошо…
– Нина! – окликнули ее сзади. Дима Лосев остановился около девочек, взял прядь длинных светлых Нининых волос и, накручивая ее на палец, спросил, оглядывая Нину жирным и липким, как немытые два дня волосы, взглядом:
– Послушай, давай я тебе напишу, и мы сходим куда-нибудь летом? Что скажешь?
Нина расплылась в улыбке и легко дотронулась до Диминой груди пальчиками:
– Димочка, с тобой – хоть на край света. Пиши, когда захочешь, – сказала она, ненароком высвобождая свою прядь из его ладоней.
– Супер, – он улыбнулся, как будто только что выиграл Аустерлицкое сражение, – я напишу, – и подмигнул.
Когда Дима отошел, Туся сказала:
– Ты же уезжаешь и обычно отключаешь все соцсети на лето.
Нина бросила быстрый взгляд на Диму, который громко засмеялся в компании парней и смачно сплюнул прямо на асфальт.
– Вот и пусть пишет, – сказала она, откинув волосы назад, – мне не жа… Ай! – вскрикнула, когда ее пощекотали сзади. – Даня!
Смеющийся молодой человек обошел девочек и встал перед ними. Туськин брат.
– Ну что, Улитка, – спросил он у Туси, – домой? Слушайте… уроки сегодня ужас! Я думал, не высижу, время тянулось бесконечно!
Нина закивала.
– Домой, – сказала Туся, а потом повернулась к Нине. – Ты к нам?
– Да нет, пожалуй… Думаю…
– Извините, я сейчас, – перебил Даня, не дослушав, потом крикнул: – Светик-семицветик! Подожди секунду! – и умчался.
– Так что ты говорила? – переспросила Туся.
– Говорю, что собирать вещи нужно. Электричка завтра, а я даже еще не подумала, что возьму с собой.
– Ты все еще не собралась? Я думала, еще в начале мая вещи упаковала и на чемоданах живешь… Все уши ведь мне прожужжала…
Нина пожала плечами. Старшеклассники продолжали выходить из распахнутых школьных дверей, и почти все молодые люди останавливались около Нины и что-то говорили ей. Обычно диалог был таким:
– Ниночка, привет, что делаешь завтра?
– Вадичка (тут можно подставить любое мужское имя), извини, страшно занята, уезжаю.
Тогда Вадичка ужасно расстраивался и выражал намерение следовать за Ниной хоть на край света. Нина смеялась, и они прощались.
Туся, которой надоел хоровод Нининых ухажеров, взяла подругу за руку и мягко потянула к выходу:
– Пойдем уже, мы с Даней тебя проводим, все равно в одну сторону… Дань! Мы уходим! – крикнула Туся.
Даня замахал руками, мол, идите, догоню, и снова посвятил все свое внимание Светику-семицветику.
Дома Нина никого не обнаружила.
Стояла ужасная духота.
Нина тут же повернула ручки на всех окнах, впуская в квартиру майский вечер.
Родители всегда закрывали наглухо все, что можно, перед уходом. «Боже мой! Да кто к нам на двенадцатый этаж полезет? Голуби-бандиты?» – постоянно смеялась Нина. Но родители все равно делали по-своему: боялись, что молодая, глупая и уже обожаемая всей семьей кошка может попасть в беду. «У меня так у подруги в детстве кот умер, – как-то рассказала мама. – Представляешь, ее родители в жару тоже окна оставили открытыми, ушли на работу. Она, подруга моя, просыпается и видит… страшная вещь… болтается тельце… страшная вещь!»
– Ну, привет, Любовь, – Нина присела, чтобы погладить ласковую белую кошечку, совсем еще тоненькую по своей молодости, которая терлась о ее ноги. – Где все?
Любовь мяукнула и высунула на долю секунды язык. Про родителей она ничего не знала, но вполне ясно давала понять, что голодна.
Нина прошла на кухню, а за ней проследовал топот кошкиных лапок.
– Ну, Любовь, ты как слон! Конечно, любовь же чувство большое, да? Значит, и тяжелое. Ты соответствуешь, все правильно.
На тумбе около холодильника лежал белый лист бумаги:
«Ушли в гости, Нинуль. Не теряй. Собери все вещи, завтра электричка рано.
P. S. Люблю.
P. P. S. Еда в холодильнике».
Любовь недовольно мяукнула и ткнулась мокрым носом Нине в лодыжку.
Записку от мамы Нина положила туда же, откуда взяла, накормила бедную кошку и выглянула в окно.
«Боже мой! Наконец! Свобода! Ах, боже мой, как хорошо!»
Когда за окном зачирикали птицы, Нине захотелось захохотать от счастья.
Подхватив наевшуюся Любовь, Нина упала в кресло в гостиной, включила телевизор (никаких уроков!) и, совсем не обращая внимания на фильм, стала думать о предстоящем лете.
Дача, шумящий лес прямо за окном, речка, вода в которой к середине лета становится теплее свежезаваренного чая…
Большой участок в деревне рядом с сосновым бором Нинины бабушка и дедушка получили много лет назад, задолго до ее рождения. Мама всегда любила рассказывать, что дедушка сам строил и дом, и баню. В детстве Нина смотрела на них и думала: «Это как так – сам? Совсем сам?»
Прошло уже много лет, бабушка с дедушкой состарились, Нина повзрослела. На том участке родители, дела которых давно пошли в гору, построили просторную летнюю дачу, но Нина все еще, смотря на маленький домик из сруба с голубыми ставнями, который родители не стали сносить и который одиноко стоял в самой глубине участка, там, где начинался сосновый бор, с восторгом думала: «Своими руками сделать нечто монументальное… то, что стоит уже двадцать лет… или больше… Разве это не чудо?»
Щелкнул дверной замок. О чем-то по-доброму споря, в квартиру вошли родители. Все еще держа Любовь на руках, Нина показалась в коридоре и прислонилась к стене.
