Пролог
Идея сходить напоследок в лес и нарисовать эскиз «на дорожку» была навязчивой. Я не могла от нее отделаться ни за завтраком, ни потом, когда собирала немногочисленные чемоданы.
Она появилась перед сном в той сладкой полудреме, что дает озарение или тайное осознание. Мысль сформировалась в странный сон, где я бежала куда-то, сбивая ноги в кровь и теряя то сумку, то мольберт с альбомом. Я дико боялась не успеть. А за мной по пятам гналось страшное… Может быть, даже сам сосед Тишка.
Утром я проснулась с твердым желанием взять альбом, карандаши с лайнерами, и хотя бы так, на коленке, набросать несколько пейзажей.
Мне нравилось рисовать, и я была приятно удивлена тем, что не растеряла свои навыки. Подумать только, столько лет прошло, а я помнила все эти штуки про светотень, про наложение линий…
Пролистав альбом, я удовлетворенно вздохнула: эскизов набросала много, работы хватит на год вперед. Но…
Чего-то не хватало. Хотелось схватить что-то особенное, какую-нибудь редкую лесную сценку. Мне мечталось, что я приду в лес, сяду на пенек, а рядом со мной опустится на ствол сосны какая-нибудь редкая птица, замрет на минуту, и я смогу ее зарисовать. Или из высокой сухой травы вдруг вынырнет олененок, щиплющий травку, и посмотрит на меня большими карими глазами.
Я проверила заряд на мобильнике и сунула его в карман сарафана. Да, я собиралась идти в лес в платье. Назло жителям поселка, всевидящему Тимофею и тете Шуре, которая еще позавчера советовала мне «снять эти жуткие халаты, пока я не подцепила клещей». Добрая женщина, ага.
И париться в спортивных штанах? Вот уж дудки. Я принципиально ходила в летних сарафанах и платьицах, благо они у меня не слишком короткие и не слишком длинные – по колено. Жара стояла умопомрачительная, тридцать пять градусов в тени. Где-то в другой области вовсю горели леса, и иногда до нас доносился ветром противный душный смог.
Менять свои привычки в угоду «замшелым» традициям я не стала. Люблю в жару носить то, что мне удобно. Ходить туда, куда хочу. Например, на озеро, которое по карте всего лишь в пяти километрах от нашего поселка.
Но нет! Тетя Шура настоятельно рекомендовала забыть про эту идею.
- Там вода грязная. Болото! – уверенно говорила она. - Три года как мой внук ходил, освежиться хотел. Потом вернулся и весь день ругался. Куда ты, старая, меня, мол, отправила?
Вот и сегодня, стоило мне выйти к покосившейся калитке – я боялась её даже трогать, не то чтобы закрывать, как тут же заприметила высокую фигуру соседа. Стоял, топтался у своей.
Ждал меня, ирод.
- Что вам? – не слишком любезно спросила я, заводя пакет со своими вещами за спину.
Не буду дразнить. Вчера он уже попытался отнять у меня вещи и провести ревизию. Зачем и на каком основании – тайна.
- Не ходила бы ты в лес, - снова завел свою любимую песенку он, оглаживая аккуратно подстриженную русую бороду.
- Не ваше дело, куда я иду!
Я снова в стопятидесятый раз подумала, что не будь Тимофей таким вредным и противным гадом, то из него вышел бы неплохой претендент на мое сердце. Вот стопроцентно я бы в него влюбилась, встреться мы в другой обстановке. Да хоть в офисе!
Ведь в мужчине сочеталось всё, что мне нравилось: сила, ловкость, сдержанность, когда дело не касалось того, чтобы мне напакостничать. Он умел перетаскивать такие тяжелые вещи, что я даже терялась. То железную бочку с водой переставит у себя во дворе, то телегу, груженную дровами, руками передвинет… Да и с внешностью у него был порядок: типичный довольно редкий в наши дни славянский тип. Голубые глаза, светлые ресницы, коричневые мохнатые брови, очень выразительные. Вот и сейчас, они нахмурились на мою резкость, а руки, скрещенные поверх трикотажной рубашки в клетку – это в жару-то! – сжались до белых костяшек.
- Мужики медведя видели, - словно бы нехотя признался он, - опасно.
- О, вы переживаете на мой счет? Правда, что ли?
Скандалить с утра пораньше мне не хотелось. Но и не ответить тому, кто еще позавчера желал мне сгореть в аду, тоже не могла.
- Не за тебя. За парней. Им тюрьма светит, если заденут.
- Охотники пошли в лес? – поняла я, и предательский холодок пронесся по позвоночнику.
Я поняла, что он имел в виду.
- Да. И ты там лишняя.
Я и сама это понимала, учитывая, что несколько дней назад меня чудом спасла осечка. Пуля просвистела мимо правого виска и влипла в березу. Иначе… уже не было бы на этом свете Дарины. И осознание этого почти развеяло мою решительность.
Охотники – настоящие демоны. Все трое: и Дмитрий, и Олег, и Василий. А почему они ненавидят меня какой-то слепой ненавистью, я даже сейчас не понимаю. Но вот в лесу чувствовала ее, эту ненависть. И было страшно.
- И всё-таки, Тимофей Иванович, прошу вас не вмешиваться в мою жизнь. Далеко уходить не буду – зайду на опушку.
- Зачем? – с тоской в голосе протянул сосед. - Я же говорю, мужики медведя гонят. Сиди дома!
- Надо! – резко ответила я и бочком, бочком протиснулась вдоль забора к колодцу.
А там и до опушки было рукой подать. Благо тетин Светин дом располагался на самом краю поселка.
Тимофей за мной не пошел. Я услышала, как недовольно стукнулась о замок его калитка – он ее тоже никогда не закрывал, во всяком случае на моей памяти, и спокойно побежала к облюбованной полянке.
Радовать его новостью, что на двенадцать я договорилась с единственным здешним владельцем машины дядей Ваней о том, что меня отвезут на станцию, я не стала. Пусть сюрприз будет. Приятный.
Хотел от меня избавиться – пожалуйста! Я пошла им на встречу, урезала свой отпуск и вместо одного месяца прожила в домике неделю. Сил бороться с узколобыми суеверными сельчанами не было.
Придумали тоже, что меня нечистая принесла!
С самого начала они относились ко мне предвзято. Будто я – само проявление дьявола на земле. Обижали, придирались, обзывались. Мешали спокойно жить. А когда чуть не подстрелили в лесу, я и приняла решение сдаться. Уехать домой.
Полянка, как всегда, была полна света и свежей ароматной земляники. Я бросила пакет на пенек и села на корточки, чтобы скорее собрать лакомство. Землянику я нежно любила с самого детства, хоть и редко ее можно было купить в стаканчиках у бабушек. И вот теперь я целую неделю кушала лесную землянику! Уже хотя бы ради этого стоило приехать в такую глушь.
Я заедала горечь от поражения, от дурных мыслей, и чувствовала, как внутри разливается приятная сладость. Как же вкусно!
Легкий треск веток я услышала краем уха, но не придала ему значения. Продолжила срывать ягоды, оползая пенек и радуясь, что созрели новые ягодки.
- Рр-р-р! – раздался низкий утробный звук совсем близко, и я как в замедленной съемке очень нерешительно подняла голову.
