Святослав Логинов - Медынское золото

Урожай на последней росчищи уже два года был из рук вон плох, и, по всему видать, третий год окажется не лучше предыдущих. Погода тут ни при чём, иссохла сама земля, ослабела, потеряла живородную силу. Сколько ни поливай её солёным потом, ничего уже не родит. Прошлые росчищи тоже истощены до предела, а новые выжигать негде. Пришла пора уходить с насиженного места.

Потокм отошёл в сторонку, где на небольшой полянке были вкопаны боги. Одни ликами к полю, другие к лесу. Боги потемнели от дождя и сырых туманов, но покуда не раструхлявились и не погнили. Они ещё постоят, когда люди уйдут с этих мест. Старых богов на новое место не берут, им ещё здесь дел много – следить, чтобы на прежнем жилье не завелось вредной нечисти, чтобы бывшие поля ладно зарастали не крапивой, а медоносным кипреем. Бортники перенесут сюда свои колоды и будут мазать божьи губы свежим мёдом. Так и послужат боженьки второй срок, покуда вконец не раструхлявятся. А сейчас для них самоважнейшее дело: решать людскую судьбу.

Даже посреди капища трава не была вытоптана начисто, хотя изрядно пригнетена людской ногой. Подорожник, кашку и мураву так просто не стопчешь, эти травы, что семя людское, всюду прорастут.

Потокм остановился, обозначив место лишь по ему явным приметам, достал широкий медный нож, взрезал дерновину и, обрывая крепкие корни кашки, заворотил дернину набок. Там, между пронизанной корнями дерновиной и почти бесплодным серым лесным подзолом, лежала сыромятинная звезда. Кожа, когда-то на совесть выдубленная, изрядно погнила, самые упорные корешки пробили её насквозь, к одному из лучей вёл мышиный ход: воровки сгрызли указующий луч едва не до основания. Ну и ладно, с той стороны тянутся непролазные болота, что там искать, кроме лихорадки? Вот и боги недвусмысленно говорят: туда откочёвывать не след.

Остальные семь лучей Потокм изучал придирчиво и внимательно. Сравнивал, где поедено жуком, где обсижено муравьями, где просто потлело. Признаков много, каждый пророчит своё: где вредный червяк рожь потлит, где в стадах от волков потрава случится, где народу убыль от морового поветрия. Нет такого места, чтобы всё хорошо было, жизнь всегда смертью беременна, в какую сторону ни беги, а свою могилу не перепрыгнешь. Боги здесь ничего не решают, решает сам человек, а боги только предупреждают, к чему готовиться свернувшему на ту или иную дорогу.

По всему выходило, что идти следует на юг. Там сторона недобрая, с полудня вечно приходят враги, а это бедствие пострашнее холеры. Но годы ожидались тяжёлыми, а на границе с проклятой степью и недорода не случится, и охота будет удачной.

Жаль, дед Турх той весной умер, он бы с полувзгляда определил, куда следует качнуться народу. Но Турха нет, и люди ждут решения от Потокма. В иных делах приходят к богам громадой, а в самом важном – прислали одного и ждут.

Оставалось последнее средство. Потокм развёл огонь на жертвенном кострище, дождался жаркого угля и уложил звезду в самый жар. Со старанием уложил, чтобы не сбить направление лучей. Долго ждал, смотрел, куда тянет вонючий дым от тлеющей кожи. Так ли, этак, получалось – откочёвывать нужно на полудень.

Отходили всем родом. На новом месте и опасно, и поначалу бездомно, по совести, туда бы отправить тех, кто посильней, пусть местечко приготовят, так ведь вернёшься за стариками и детками, а тех уже нет: или враг побил, или зверь поел, или иная худота истребила. На пожилом месте только бортники ютиться могут, у них волшба особая, они никого не боятся.

Для посёлка место выбрали возле озера, где спадающий к воде холм прикрывал от гнилого угла. В озере окушки и плотва, тоже не лишняя подмога, особенно в дни весенней бескормицы. На склоне же удобно копать погреба и землянки. Нашлась и буреломная чащоба, годная для огненной росчищи.

Пустили пал, начали ковырять освобождённую землю. Хорошая земля была, удобришь её древесной золой – лет десять урожай снимать станешь. Потом это место отойдёт девкам под малинник да земляничник, а под пашню выжгут лес где-нибудь неподалёку.

Поляна ещё дымилась, мужчины ходили по горячей земле с заступами и вагами, корчевали пни, недогоревшие и не желающие вылезать из земли. Корение глубоко впилось в почву, соху на таком неудобье мигом обломаешь. Первый год землю толком не разрыхлить, но самые коряжистые пни выдернуть всё равно надо, иначе и на другой год пахать не получится.

Бились над особо упорным пнищем, корень которого редькой уходил вглубь, когда от временного становища прибежал посыльный мальчишка и сказал, что землекопы, устраивающие дома, зовут к себе.

Склон, выбранный для посёлка, был уже основательно перерыт. Делались ямы для временных землянок и для погребов, по краю вкапывалась городьба. Место для поселения выбрано неспокойное, до степи невеликий конец, здесь не только зверь, но и человек тревожить будет, так что городьбу нужно делать основательно. На строительстве города заправлял Ризорх – колдун бывалый, тёртый жизнью, какого ни лесная нежить не напугает, ни людская волшба. И раз такой кудесник просит помощи, значит, случилось что-то из ряда вон.

Оказалось, работники, рывшие ямы под будущие столбы, наткнулись на плотный слой угля. Древесный уголь на пожилых местах находится всегда. Это и места, где десятилетиями горел очаг, и следы от костров: праздничных, хозяйственных и колдовских. Непременно бывает помечен углем и след остывшего пожара. Основания брёвен, что идут на городьбу, прежде чем вкопать, обжигают и смолят, чтобы древесина не трухлявилась прежде времени. Так что ничего удивительного в находке не было. Но так казалось только простому, непонимающему взору, а Ризорх сразу учуял недоброе и послал за Потокмом. Тому не надо было ничего объяснять, сам понял, едва сжал в горсти сырые, давно потерявшие огненный запах, угли.

– Это не просто пожар, – тихо сказал Ризорх. – Боюсь, не здесь ли Приозёрный погром был.

– Похоже на то, – кивнул Потокм.

– И что делать станем?

– Остерегание учиним.

– На десять лет остерегание… Не многовато ли?

– В самый раз. По совести сказать, и на двадцать лет было бы не дурно.

– А людям что скажем?

– Правду. Людям всегда правду говорить нужно.

– Хочешь сказать, что на погромном месте народ поселил?

– Так уж сразу и на погромном!.. Я этого не знаю. И ты не знаешь. По правде сказать, и боги этого не знают. О Приозёрном погроме одни сказки остались. Тысячу или больше лет, кто скажет, когда это было? Да и было ли? Может, это притча живым, чтобы зорче по сторонам смотрели.

– Так что говорить-то?

– То и говори. Что место горелое и битое. Но иного для нас сейчас нет. Станем жить с опаской, боги не выдадут. А начнём плодить про́клятые места, так скоро во всём лесу поляны годной не останется.