Катерина Скаврон - Мерцание границ

Алым цветом расстелилась тьма,

Заползла за тонкую границу

Хрупкого, тревожного ума,

Приковав к минутам поясницу.

Неподвижный и спокойный взгляд

Создает в пространстве единение.

Ощущения сомкнуты, молчат.

Плавает волнением отражение.

Череда минут и тишины

Голосом зрачков обескуражена,

Из зовущей древней глубины

Эхо прорвалось в грудную скважину —

Сопричастия. И грохочет в нем

Судорогами чистого присутствия.

Зарыдали сосны янтарем,

Разлетелись птицами напутствия…

Но минута капает на стол,

Снова смена глаз и настроения,

Алое и безголосый стон,

Черное – ушедшее смятение.

В теплоте замещается сон

На жужжащее состояние.

Производят невольный стон

Ее комнатные злодеяния.

Черной точкой гудящая суть

По пространству перемещается.

Этот легкий, с зигзагами путь

Шестигранниками направляется.

Омматидий фасеточных глаз

Программирует ракурс движения.

Угловатый звенящий экстаз

Доведет до изнеможения.

Где-то в небе полет орлиц,

Пара крыльев и воздух – похожее.

Но мозаика структурных частиц

Вычленяет лишь место отхожее.

Петли памяти быстро расходятся

Как круги на воде времени.

Показания все сходятся,

Все линейно в моём темени.

Невозможно покинуть спираль,

Бесконечность повторов пошлая.

Не освоена мною мораль -

То, что будущее творит прошлое…

Моя дочь уже старше меня,

Сын чуть младше, но это лишь временное.

Диалоги с ДРУГИМ храня

Возвращаюсь и вновь беременная -

Возвращаюсь к себе самой,

Заблуждаясь в новом творении.

И звучащий во мне ДРУГОЙ

Замыкает мои направления.

Где-то с краю чумного пира

И петляя в своих представлениях,

Я есть дар этому миру

Парадоксом предопределения…

Истерической каплей видимость

Просочилась из зрелой цельности,

Где немая – из слов зависимость

Прописала границу смелости.

Протыкая легенду ясностью,

Задыхаясь от смеха душного

И пресытившись безучастностью,

Из покорного рухнул в ушлого.

Смылось среднее из усвоенных,

На лице: «Не ЗАБУДЬ улыбаться!»

Громкий голос мазков наслоенных

Так естественно стал ухмыляться.

Между стен в промежутках привычного

Все понятное было освоено.

Даже в приступе необычного

Социальность рецептом встроена.

И вначале троилась связностью,

После ныла двоичным конфузом,

А затем засвербел плотоядностью

Образ Джокера в танце кургузом.

Не ищи выход на плоскости,

Его нет там, только брожение.

В самой темной, холодной полости

Ты найдешь лишь себя отражение.

Ежедневно от стен отскакивая,

Создаешь колебания присутствия,

Через сутки ногой перешагивая,

Оставляя повсюду напутствия,

По привычному нервно мечешься,

Замещая мир знания протезом.

Ежедневно о быт калечишься,

Объясняя все психогенезом.

Личный опыт, в бочках откормленный,

По привычному мирно пасется.

В теплом стойле, комфортно оформленном,

Время скользкое вечно крадется…

А вокруг свежий ветер носится,

И деревья стоят золотые…

Разум вроде на волю просится,

Только глазки уже чуть живые…

Крепко-накрепко тело связано,

Ты останешься лишь на снимке…

И домашней свинье зарезанной

В рот забудут засунуть три симки…

Земля кренится,

И виднеются нити космоса.

Заря клубится,

Солнце вглядывается искоса.

Там, где звезды,

Там пылятся простые желания.

В птичьих гнездах

Прорастает Яйцо Мироздания.

Если б помнить,

То, возможно, была бы преемственность —

Дух наполнить,

Прорывая беспечную девственность.

Но забылось

И подвисло без слов и имени,

Запылилось

И запряталось в тонкой извилине…

Не три темя,

И не стоит напрасно мучиться,

Придет время,

Может быть, по весне получится,

Когда ветры

Проскользят из глубин в Бездонное,

В миллиметры

Истончится все искаженное…

Я была искалечена временем,

Время быт утвердило во мне.

Мое тело забыло вкус семени

И растрачено где-то вовне.

Мир поэта замкнут ожиданием

И пока не способен гласить.

Жизнь меж встречей и расставанием.

Чувству ложному сложно служить.

Мимолетное слово и знание

Возрождают частицу души.

От смиренного угасания

Защищают эти гроши.

Ощутимы становятся истины,

Что смогли захлебнуться во лжи.

Может, будут еще раз помыслимы.

И попросит рука – расскажи…

Неделимое множество Бытия

Обладает сознанием.

Где мое отражение, а где я?

Кто одарит признанием?

Как циклоп, не способный узреть дуализм,

Я свой глаз натираю,

Через свой однозначный детерминизм

На окружность взираю.

Тот язык, что владеет моей головой,

Управляет и телом,

Чтобы справиться мне с такою собой,

Нужно, чтоб я не ела.

Не пила, не смотрела, не смыслотворила

И еще помолчала.

Вот тогда бы, наверно, меня озарило

Другое начало.

Вот тогда бы я линзу смогла бы надеть

И на мой зрачок третий,

И на мир начала не взирать, а смотреть

При рассеянном свете.

Я привыкла к себе, и огромный Другой

Не такой уже страшный на деле.

Мне гораздо страшнее от мысли такой —

Кто тот новый, что линзу наденет?

Ведь прозрев, я пойму и забуду сказать,

Буду просто смотреть без остатка.

Но ведь кто-то мне должен все это дать?!

А его, боюсь, – мертвая хватка!

Мой дом стоит у озера,

На самом на краю,

Большого и глубокого,

С ним рядом я живу.

В нем плещут рыбы разные,

И волны есть, и гладь,

Его мне настроения

Нельзя предугадать.

Бывает, разволнуется,

Поднимет со дна муть,

Все взбаламутит волнами,

Никак не видно вглубь,

А то притихнет, смирное,

Разгладится во всю

Поверхностность обширную,

Покажет синеву.

А рыба, что в нем водится,

На разный вкус и цвет.

И большая, и меньшая,

Какой там только нет:

С зубами и беззубая,

С чешуйками и без,

И судачок, и рыба-меч,

И страшный водный бес.

Хоть я живу у озера,

На самом на краю,

Не часто в него, синее,

Купаться прихожу.

То озеро капризное

И свой имеет нрав,

Войдешь в водичку синюю,

Поймешь, что был не прав.

Водичка вмиг подменится,

И рыба приплывет,

Ведь о моих проделочках

Все знает наперед.

Лишь если жизнью правильной

Немного поживу,

Тогда я в тихом озере

Спокойно проплыву.

Такое вот забавное

Соседство у меня,

Моей простой поверхности

Большая глубина.

Там, где есть следы твоих ног,

Там нет трепета искренней мысли.

Океаны струятся меж строк,

Заливая поверхностным смыслы.

Как обычно, наткнувшись на хлыст,

Молча тонешь, средь волн зовущих,

И опять преследуешь лист,

Неисписанный, белым влекущий.

Бирюзовая вод пелена

Не накроет Реального берег.

И зажатая в пальцах стрела

Не пронзает твоих истерик.

Ты преследуешь зов воды,

Предавая свое Желание,

Оставляя на пене следы,

Ради прошлого – в оправдание…

Ты, подняв ладони к кронам,

Неподвижно, бездыханно,

Птичьему не вторишь звону

В полутьме, качаясь странно,

Охраняешь пограничье,

Толщи сумрачных метафор,

Не тревожа гулким кличем

Предвечерний винный сахар.

Может быть, ты знаешь тайну,

Что сокрыта во Вселенной,

Что лежит горизонтально

На поверхности мгновенной…

Может быть… Да и не важно,

Что не делишься со мною.

Мне, поверь, совсем не страшно