– Миссис Кирк, вы знаете, что Колин Треверс приехал? – спросила миссис Уинсли у своей соседки. Обе дамы были слегка полноваты, среднего возраста и имели довольно добродушный характер, который и полагалось иметь таким почтенным матронам. Однако, миссис Уинсли предпочитала лиловый цвет в одежде в отличие от миссис Кирк. Та больше любила тёмно-зелёный. Даже её чепец, аккуратно завязанный под подбородком, был зелёного цвета.
– О, да, приехал, без гроша за душой, – ответила миссис Кирк, закивав головой в подтверждение своих слов так усердно, что её чепец опасно заколыхался.
– Его отец умер, ничего ему не оставив, и ему даже пришлось продать имение, чтобы покрыть долги. Говорят, он купил домик в Н., – полушёпотом поведала эти сведения миссис Уинсли.
Дамы переговаривались, сидя в гостиной у миссис Луизы Лодж. Они были здесь на правах постоянных гостей под особым покровительством хозяйки. Сама же хозяйка, строгая и величественная, в неизменном чёрном платье (траур она не снимала с того времени, как умер её любимый Уильям) восседала в кресле у камина, поставив ноги на скамеечку, и милостиво принимала гостей. Её элегантный чёрный наряд дополняло тяжёлое агатовое ожерелье. Миссис Лодж была хороша даже сейчас, в своём трауре. Но её красота такая мрачная и ледяная, скорее отталкивала, чем привлекала. Она словно сошла с одного из портретов на каминной полке в гостиной.
Гостиную, большую и просторную, с тяжёлой старинной мебелью из красного дерева, портили мрачные тона. Кушетка и кресла были обтянуты пурпурной тканью. Под цвет им были и шторы на окнах. Они казались такими тяжёлыми и массивными, что луч света, словно с трудом проникал сквозь это обилие ткани. Но там, куда всё-таки попадал этот луч, он выводил на свет Божий странное сплетение виноградных лоз и львиных голов золотого цвета на старых, тёмных от времени тканевых обоях.
Над камином висел портрет Георга II, а на каминной полке располагались в ряд небольшие, но выполненные вероятно искусным художником, портреты бабушек, прабабушек и дальних родственниц миссис Лодж. На противоположной стене висела картина, изображавшая покойного Уильяма Лоджа в полный рост, в охотничьем костюме. Следом за ней шла череда портретов его дальних и ближних родственников. Это по воле миссис Лодж гостиная после его смерти превратилась в своего рода картинную галерею. А Мэри, дочери миссис Лодж, иной раз приходило на ум и более мрачное сравнение – в фамильный склеп.
Мисс Мэри Лодж не любила гостиную с её мрачной, тяжёлой мебелью, сполохи огня из камина на тёмных обоях, картины гордых и холодных родственников. Ей было тут неуютно и даже немного жутко. Казалось, что стены помещения давят, создают зловещую атмосферу, так похожую на какой-то старинный склеп. Но по матушкиной прихоти именно в этом склепе она проводила большую часть своего времени: принимала гостей, читала матушке, вела с ней беседы или занималась рукоделием. Когда миссис Лодж посещали соседи (а это случалось почти каждый день), Мэри занималась или вышиванием, или отделкой какой-нибудь очередной шляпки, мысленно негодуя на свою обязанность присутствовать при этом событии. Она бы предпочла уединиться в своей комнате и почитать очередной роман.
Романы были любовью девушки. Все глупые английские и французские дамские дешёвые романы читались и перечитывались не раз и не два. Мэри украдкой проливала слёзы над ними, свернувшись, как кошка, в своём любимом кресле в спальне и обхватив руками колени. Героями её терзаний были короли и принцы, герцоги и герцогини, благородные разбойники и коварные шпионы. После таких романов, Мэри любила мечтать о прекрасном принце, который внезапно ворвётся в её жизнь и увезёт её далеко-далеко. Но, увы! До сих пор ничего такого с ней не случилось.
И Мэри приходилось, смирившись с действительностью, тратить драгоценные часы своей жизни в гостиной. Вот и сейчас она тихо сидела на кушетке, делая вид, что прилежно вышивает. Мысли же её блуждали далеко отсюда. В такие моменты от её лица, от всей её фигуры веяло детской свежестью и чистотой, и её можно было даже назвать красивой, хотя никакой особой красотой она не выделялась. Можно было предположить, что эта девятнадцатилетняя девушка однажды превратится в прекрасный цветок, как бутон превращается в розу.
Сейчас же мисс Лодж ничем особым не отличалась от своих прелестных сверстниц. Она не была очень талантлива или образованна – немного умела играть, немного петь, обладала приятным голосом, немного умела рисовать, неплохо говорила по-французски. Вот, пожалуй, и всё. Правда, её живость, стремление обо всём иметь собственное мнение, детская доверчивость – качества, которые она, едва ли, в себе замечала, – придавали ей большую привлекательность.
Внезапно, Мэри от её мыслей, отвлекли громкие и возбуждённые голоса. Это разом заговорили дамы, а к ним присоединились и голоса их дочерей, которые до этого времени сидели молча. Миссис Уинсли и миссис Кирк всегда старались брать с собой в гости своих «девочек», чтобы они поучились хорошим манерам. Ибо они свято верили, что общение с Лоджами, стоявшими по богатству и знатности выше их, несомненно принесёт дочерям пользу. Вот и сегодня в гостиной у хозяйки Блэкберри Холла сидели семнадцатилетняя Шарлотта Кирк и её подруги Элеонора и Диана Уинсли, шестнадцати и восемнадцати лет.
– Что там у вас происходит? – спросила миссис Лодж, свысока.
Ей доставляло огромное удовольствие общаться с местными почтенными матронами и их дочерьми и бесконечно слушать последние интересные сплетни. Поэтому она приблизила к себе и обласкала несколько семей из мелкой знати, живших в сельской местности около Блэкберри Холла. Это было её самое главное развлечение после смерти дорогого супруга, и в нём она никак не могла себе отказать.
– Ах, Боже, сюда идёт мистер Камминг! – восторженно прошептала Шарлотта Кирк, экзальтированная девица, выгодно отличавшаяся красотой от своих подруг.
– Он душка, не правда ли? – в тон ей ответила старшая мисс Уинсли.
– Просто красавец! – Успела прошептать Шарлотта, до того, как строгий взгляд матери остановил её.
– Мэри, дочь моя! – позвала миссис Лодж.
– Да, матушка.
– Поправь причёску и отложи своё вышивание. К нам идёт мистер Камминг. Будь пожалуйста, с ним повежливее!
– Хорошо. – Мэри отложила на диван сложное сплетение диковинных цветов на белой канве и приготовилась к встрече мистера Камминга.
Джеймс Камминг ей нравился, но не более того. Хотя она знала, что мать прочит его ей в женихи. По-иному и быть не могло – Джеймс приходился ей кузеном. А по завещанию отца имение принадлежало им только до смерти матери. После этого оно неизбежно должно было перейти Джеймсу. Миссис Лодж надеялась, несмотря на своё слабое здоровье, прожить ещё многие годы, но она хотела точно знать, что имение и после смерти будет закреплено за дочерью через брак с мистером Каммингом, и считала это дело решённым.
