1
– Я не понимаю тебя, Тхорь… Командир…
– А я не нуждаюсь в твоем понимании, Стрелка. Я уважаю тебя, ты хороший воин, нужный офицер. Но теперь я – Командир, ты будешь слушаться моих приказов и впредь не только не будешь обсуждать их вслух, но даже и вида не покажешь, что с чем-то не согласна. И это наш последний разговор, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Ты поняла меня, старший лейтенант?
– Так точно, Командир!
– Отлично! Иди, готовься к выступлению.
Вера сильнее нужного стукнула сапогами один о другой и развернулась на выход из кабинета Командира спецназа. Тхорь, кличку которого ей уже давно пора позабыть, смотрел в спину уходившего офицера. Он говорил с Верой строго, сразу указав на дистанцию, которая отделяет командира пятерки от Командира спецназа. Но что-то было в его взгляде, заставлявшее Веру думать, будто он сожалеет о своих действиях. А может быть, он еще просто не привык быть среди убров первым человеком.
Вера вернулась из Госпиталя в Урочище, которое было тем и не тем, что раньше. Казарма почти обезлюдела – все были на войне с диггерами. Только женщины и дети наполняли Урочище своими голосами. На время войны здесь для несения дежурств оставалась только одна пятерка, да еще одна набралась из раненых, которые успели выписаться из Госпиталя.
Чем ближе она подходила к входу в Урочище, тем меньше оставалось в ней тех мыслей и сомнений, которые наваливались на нее в Госпитале. Войдя в казарму, она остановилась возле шконки Паука. На маленькой полочке стояла вырезанная из дерева лошадка. Почему-то Пауку последнее время нравилось делать фигурки именно лошадей – этих давно погибших в атомной войне красивых животных. Лошадка была почти готова: при нажатии на загривок она немного сгибала шею и чуть-чуть приподымала ноги. Как раз в день ухода на войну Паук покрасил черной краской приклеенные льняные пучки, имитировавшие гриву и хвост, а также аккуратно прорисовал копытца и глаза. Закончить свою работу, покрыв все коричневой краской, он собирался после возвращения с задания. Вера поставила лошадку на ладонь и подивилась тонкой работе погибшего мастера. Она грустно подумала, что у детей в Урочище не скоро появятся такие чудесные игрушки. Лошадку она решила оставить себе и, как будто воруя, быстро сунула ее в свой рюкзак.
Подойдя к шконке Фойера, она вспомнила, как всегда радовался, видя ее, этот немолодой весельчак. Шконка была аккуратно заправлена – казалось, что она ждала своего хозяина. Вера не удивилась бы, если б со стороны столовки теперь раздался веселый разговор Фойера, часто начинавшийся словами «А наша Стрелка…».
Где-то еще воевали Саха и Паха, но без Фойера и Паука Урочище для Веры стало пустым и холодным, да и внутри нее тоже была эта леденящая пустота, которую сможет заполнить только кровь врагов, убивших ее друзей. Она хотела быстрее уйти на войну, которая длилась слишком уж долго. Она была уверена, что там она нужна как никто. Не зная диггеров, Штаб тратит силы республиканцев зазря, и только она смогла бы встряхнуть ситуацию и помочь быстрее закончить эту битву.
Когда на следующий день ее в кабинет вызвал Командир, Вера ожидала, что ее направят к своим солдатам, но вместо этого Тхорь приказал ей с четырьмя бойцами осуществить сопровождение какой-то научной экспедиции из Ученого совета, Штаба и Инспектората. Прежде чем отдать приказ, Тхорь разразился длинным вступлением о том, что ей надо окрепнуть после Госпиталя, что кто-то должен оставаться в Урочище, что сопровождение экспедиции – тоже важное задание. И Вера поняла, что это не решение Тхоря, а указание Штаба отказаться от ее участия в противостоянии с диггерами, и была этим взбешена. Вера хотела, чтобы война быстрее закончилась, после чего она просто сядет и обдумает, как ей жить дальше, а вместо этого ее почему-то не пускают туда, где она очень нужна, туда, где погибли ее Паук и Фойер и где сейчас воюют Саха и Паха.
2
– Офицер, я думаю, вам сообщили порядок наших отношений – я имею в виду, кто кому подчиняется в этой экспедиции? – с явным пренебрежением спрашивала ученый-биолог.
Вера несколько раз видела эту немолодую, но стройную женщину с очень тонким носом и колючими темными глазами в Университете. Студенты из числа медиков и биологов называли ее Трахеей: может быть, из-за высокого роста, а может, из-за постоянного крика, которым она одаривала студентов-медиков, аграриев и зоотехников, и без того боявшихся ее до заикания. Вряд ли профессор помнит Веру-студентку и теперь несколько обескуражена тем, что именно девушка руководит «группой сопровождения», как нелепо окрестили сборную пятерку в Штабе.
– Да, доктор, мне сообщили, что я должна выполнять ваши указания.
– Вы должны выполнять приказы! Все мои приказы, как бы вы к ним ни относились! Я предупреждаю всех: поселение Ботаники заражено. Все, кто в нем находится, – носители или потенциальные носители опасной болезни. Все мы тоже рискуем заразиться, но это само по себе не так страшно. Страшно будет, если мы вынесем болезнь за пределы Ботаников – медленное вымирание ждет тогда всех жителей Муоса. Поэтому даже малейшее повреждение скафандра означает, что одетый в него остается в Ботаниках на неопределенный срок – независимо от того, из-за чего случилось повреждение.
Это задание не нравилось Вере все больше и больше. Единственный положительный момент в нем – в этой экспедиции была Джессика. Времени поговорить у них не было, да и их окружение к этому не располагало. И все же, встретившись глазами с мулаткой, Вера едва сдержала радостное удивление; а Джессика даже не собиралась ничего сдерживать и во все тридцать два зуба улыбнулась своей бывшей пациентке. Если бы Вере сообщили, что эта начинающая эскулапка напросилась идти в зараженное поселение сама, она этому совсем не удивилась бы.
Кроме ученой тетки и Джессики, которым предстояло обследовать зараженных и оказать им помощь, с ними шли два инженера с целью «обследовать помещения и коммуникации поселения Ботаники», а также низкорослый щуплый майор из Штаба, совершенно не похожий на военного, не посчитавший нужным представиться или хотя бы сообщить свою роль в этой миссии. Его непонятное присутствие Вере не понравилось тем больше, что по старшинству звания он должен был командовать военной частью экспедиции, однако дал понять, что командование остается за Верой, а он будет только присутствовать.
Коридор, ведущий к главному входу в Ботаники, был прегражден тремя герметично натянутыми прорезиненными льняными тряпками-перепонками. Для того чтобы попасть за перепонку, они должны были приподнять нижний ее край, прижатый к полу тяжелой металлической арматурой, а поверх еще замазанный мокрой глиной. Между первой и второй перепонками они надели скафандры. Офицер и мужчина в сером одеянии – по-видимому, медик – внимательно осмотрели их со всех сторон, а потом провели по стыкам скафандров кисточкой, которую макали в ведро с тягучей серой массой – каким-то антисептиком, очень вонючим, судя по тому, как кривились они оба. Между второй и третьей перепонкой их встретил усиленный наряд вооруженных армейцев в толстых повязках, закрывающих рты и носы. За третьей, у самой металлической двери в бункер, они увидели еще несколько солдат в скафандрах. Пол и стены здесь были мокрыми, скафандры армейцев – тоже. Все здесь регулярно и тщательно заливалось антисептической жидкостью.
