Иван помедлил и погрузился в воду по пояс. Сначала он даже не понял, что это вода – настолько теплой, неотличимой она была от душного воздуха Приморского туннеля. Иван поднял автомат над головой и пошел вперед. В узком луче фонаря возникали то куски тюбинга, то остатки сгнивших кабелей. Гладь воды казалась бесконечной. Под зеленоватой мутной поверхностью таилась своя жизнь. Иван брел, водоросли обтекали его вокруг пояса. Вода промочила защитные штаны, прохлада дошла до кожи. В отсвете фонаря мелькала размытая тень «калаша».
Кланк! – донеслось издалека. Иван замер.
Он положил автомат на плечо, выключил налобник. Свет погас. Жесточайшая, глубокая темнота была вокруг. Звуки. В этой темноте что-то плюхало, принюхивалось, чавкало и жевало, рвало кого-то на части кривыми острыми зубами и шло дальше.
Иван ждал, борясь с желанием дать очередь из автомата.
Вспомнились рассказы про разбежавшихся зверей из зоопарка на Горьковской. «Спокойно. Только встречи с тигром мне и не хватало».
Выждав минуту, он включил фонарь. Это было как возвращение домой. Человек может обходиться без многого: без еды, без воды, но без света он просто ложится и ждет смерти, словно темнота высасывает из него последние силы. Иван повел головой. Зеленоватая вода колыхалась в узком луче.
Через двести метров будет выход на платформу. Самое смешное, что Горьковскую, где был зоопарк, открыли незадолго до Катастрофы. Перепуганные смотрители побежали вниз, спасаться, а зверей бросили. И сейчас наверху такое… Иван покачал головой, луч фонаря качнулся вместе с ним.
«Где же я видел эту штуку? – подумал Иван. – Ладно, разберемся на месте».
* * *
Станции в питерском метро строили на так называемых «горках», на подъеме туннеля. Поэтому в самом глубоком месте воды было по пояс, а ближе к «Приморской» стало по щиколотку. Иван замедлил шаг. Диод вяло моргнул, свет стал бледным.
Ну, вот. Батарейки сели.
Найдя место посуше, Иван достал зажигалку. Раскалив батарейку над пламенем так, что держать стало невозможно, вставил ее в фонарь и взял следующую. Батарейки протянут еще минут двадцать – пока будут остывать.
Физику, блин, знать надо.
А потом придется на карбид переходить. Иван однажды натолкнулся на метростроевский склад карбида. Килограммов пятьсот – в четырех металлических бочках. Отличная штука карбид, только носить тяжело. Но зато свет самый лучший. Карбидная лампа не слепит, а освещает все вокруг – ровно, тепло.
Даже любимый диод, не раз выручавший в самых фиговых ситуациях, ничто против обычной карбидки. Иван вставил раскаленную батарейку в фонарь, защелкнул крышку. И только потом начал трясти рукой – ну, бля. Обжег пальцы все-таки.
Белый тусклый свет вырвался из фонаря. Иван зажмурился. Подул на ладонь, сжал пальцы, разжал. Перед глазами мерцали пятна. Надо двигаться, пока свет еще есть.
Иван надел каску, пристегнул ремешок. Быстрее, быстрее.
Двадцать минут максимум. Потом еще раз нагреть.
Иван закинул автомат на плечо и побежал, плюхая сапогами. От сырости туннели обваливаются, можно запросто получить по голове куском потолочной отделки. Хорошо, что машины, откачивающие воду, еще работают. Так говорил дядя Евпат, а ему Иван верил. Гул, который слышно в перегонах… «Чуешь» – говорил дядя Евпат и многозначительно поднимал узловатый палец.
Вот и рейка.
Иван повернул голову и высветил черно-белую металлическую полосу, заржавевшую от времени. С нее капала вода.
Раньше за рейку надо было бежать, если упал с платформы. Поезд дальше не идет, это ориентир, безопасная зона. Тут должна быть лестница. Иван прищурился. «Ага, вот она».
Иван передвинул АКСУ под руку. Прежде чем ступить на лестницу, внимательно оглядел платформу. Темное пятно метнулось в свете фонаря. Иван вскинул автомат… нет. Всего лишь крыса. Обычно на оставленных людьми станциях всякая нечисть заводится… «Что крысы тут жрут, интересно? Водоросли? Плесень? Мох, который покрывает потолок станции и которым начали обрастать колонны и стены?»
Странный, кстати, мох. Целые гирлянды свисали у северного конца платформы, особенно много их было в правом туннеле, где они спускались до самой воды. «Нет, там я не пойду. Даже не просите».
Помедлив, Иван перекинул автомат за спину и взялся за перекладину. Под перчатками осыпалась влажная ржавая грязь. Все разрушается. Всему приходит конец.
А ведь была жилая станция! Иван помнил: здесь, под выгнутым высоким сводом, горели натриевые лампы, освещая колонны, отделанные серым с желтовато-зелеными прожилками мрамором. Правда, плитка местами отвалилась, а лампы работали через одну. Но все равно это было… прекрасно.
А пахнет здесь Заливом. Но не хорошим Заливом, как раньше, а гибельным – черным, в глубине которого обитают огромные серые рыбы и чудовищные полупрозрачные создания. Заливом, который светится в темноте. А днем, когда солнце, в город все равно никто не выходит. Дураков, извините, нет.
Точнее, есть, но скоро переженятся.
Иван хмыкнул.
Он перелез через решетку и ступил на служебный пандус. Дальше по узкой полосе платформы, справа, будет дверь в служебные помещения.
«Стоп. Не торопись».
Первое правило: в метро нет ничего постоянного. За самое ничтожное время все могло измениться.
Второе правило: любые изменения – опасны.
Он остановился. Поворачивая голову, обвел лучом фонаря пространство вокруг. Высветил мраморную стену туннеля – часть плиток отвалилась, на их месте зияли черные квадратные дыры, полусгнившие мешки с песком, лужи на платформе, и… ну надо же!
