КОНРАД: В поисках исчезнувших следов
Тьма сгущается над этой землей. Тьма сгущается в моем сердце. Ибо нет со мной рядом той, которая одна была способна развеять эту тьму, потому что даже смерть избегала ее, даже смерть не могла взглянуть в ее отчаянные глаза и остаться собой.
И вот я один на один с проклятой ночью, выкрикивая имя, которое дороже мне всех имен. Правда, на самом деле, даже имя ей не принадлежит. Ведь звали ее Алиен, «Чужая».
Она и осталась чужой для меня, скрытая завесой тайны и мрака, исчезнув, словно короткая вспышка, не сказав и слова на прощанье. И забрав с собой мою душу…
С тех пор я скитаюсь, будто вечный странник, разуверившийся в своих силах следопыт, слепой колдун, потерявший силу. Я – маг и чародей, перед могуществом которого короли падали ниц, стал беспомощным, словно котенок. Так велика власть утраты, понесенной мной.
Не знаю, почему она ушла и куда. Что заставило бежать ее так стремительно, покинув меня? Или кто заставил? Алиен, рыцарь с черными лилиями на гербе, кто сумел настолько подчинить себе твою волю, что ты оставила человека, который был дороже тебе всех на свете? Или ложью были твои слова? Но я не могу поверить, чтобы ты лгала, хотя сама ты часто повторяла, будто не веришь мне. Ты – человек чести, даже пленник ее, насколько я успел узнать тебя. Но вместе мы были так недолго!
…
– Оставь его! Не видишь, он заговаривается!
– Он слишком много выпил. И как он еще сидит?
– А я говорю тебе, не трогай его! Взгляни на посох. Это маг! Пьяные маги бывают опасны.
Голоса набатом отдавались в моей голове, причиняя боль, и я с усилием приоткрыл глаза. Стол тут же уплыл куда-то вбок, и я вынужден был ухватиться за него, как утопающий за соломинку. Подняв голову, я с трудом разглядел двоих. Один был ростом чуть повыше, голову второго украшала ярко-рыжая шевелюра. Остального не давал разглядеть густой белый туман, застилавший мои глаза. Губы не слушались меня, пересохшее горло требовало еще глоток эля, но рука промазала мимо кружки.
Рыжий захихикал. И тут меня охватил гнев. Он пеленой окутал мой и без того затуманенный мозг. Я бы мог протрезветь от одного взмаха руки, одного маленького заклинания. Но мне не хотелось трезветь. Резким движением я выбросил кисть вперед и схватил рыжеволосого за горло, едва не опрокинув при этом стол. Тот не ожидал подобной реакции от вусмерть пьяного человека, дернулся, замахал руками, словно мельница крыльями.
– Тебе смешно? – прохрипел я, придвигая свое лицо поближе, —
– Хочешь посмеяться в последний раз?
Парень отчаянно выпучил глаза, силясь вдохнуть. Кажется, я сдавил его слишком сильно.
– Ладно, дыши, – пальцы мои медленно расслабились. Хмель потихоньку начал покидать меня, а вместе с ним и сладостное забвение. Я стал вспоминать, кто я и почему здесь оказался. Вот только как я здесь оказался, вспоминалось с трудом.
Двое перепуганных парней, совсем еще мальчишки, жались в сторонке. Одеты они были небогато. Да и откуда взялись бы богатые в этом захудалом заведении? Низкий закопченный потолок, грязный оплеванный пол, маленькие столики с пятнами неизвестного происхождения… За стойкой бородатый мужик в синем засаленном фартуке на необъятном животе разливал по кружкам пенистый эль и поглядывал в нашу сторону.
Окинув взором эту безрадостную картину, я вновь повернулся к парням.
– Эй, подойдите-ка сюда.
Они неуверенно переглянулись.
– Да не бойтесь, не трону… Может, присядете?
Все еще с опаской, оба приблизились.
– Садитесь. Пить будете?.. Учтите, дважды предлагать не стану.
Незаметно для них я щелкнул пальцами и повторил нехитрую формулу. Голова стала как стеклышко. Даже боль практически растаяла. Я вздохнул.
– А драться не будете? – несмело вопросил рыжий, потирая синяк на шее.
– Не буду. Да я и драться-то не умею, – ответил я, —
– Махать кулаками – это удел воинов. Кстати, вот об одном таком я и хотел спросить у вас.
Похоже, мой ответ не слишком их успокоил. Они уселись на край скамьи и с тревожным ожиданием уставились на меня.
– Так вот, – продолжил я с таким видом, словно весь предыдущий вечер мы коротали за мирной беседой, —
– Скажите мне, други, не появлялся ли в здешних краях рыцарь, знатный по виду? Внешне очень приметный, черные лилии на гербе, большой вороной конь. Возможно, его кто-нибудь видел?
Ребята опять переглянулись, лица у них при этом были смущенные.
– Ну? Что вы молчите?
Тот, который был повыше, толкнул локтем рыжего и что-то шепнул ему.
– Нет, не видели, – отозвался он.
– А ну, не врать! – мой кулак ударил по столу так, что кружки подскочили, —
– Драться-то, может, я и не умею, а вот в жабу превратить – это запросто!
– Ей-богу, не видели! – залепетал перепуганный парень, —
– Вот Джол, – он видел кое-кого. Чудом, говорит, жив остался. Мы тогда еще не поверили ему, посмеялись. Вы лучше у него поспрашивайте.
– Так. Где живет этот Джол? – я решительно поднялся. Времени терять было нельзя.
– На соседней улице. Третий дом… Да мы проводим! – спохватился рыжий, увидев мои нахмуренные брови.
И мы пошли.
Джол оказался плотным коротышкой с ухватками настоящего крестьянина. Лет ему было немногим больше, чем тем двоим. Парни вкратце посвятили его в суть дела и почтительно удалились, оставив нас наедине.
Я присел на дубовую колоду, жестом предложив приступить к рассказу, и Джол начал:
– Так вот, господин. В тот день я, как и собирался, запряг Мульяну, на рынок чтоб ехать. На рынке дела у меня были: кое-какой товар посмотреть, да мешка три картошки свезти на продажу…
– Нельзя ли поближе к сути? – перебил я.
– Так я ж и передаю самую суть, все по порядку, как было… Запряг я, значит, Мульяну…
Я сжал зубы и приготовился выслушать пространнейшее повествование с подробным перечислением всех действий, которые совершил в тот день мой достойный собеседник. Кое-как, с великим трудом, мы добрались до середины рассказа.
– …И аккурат у этого проклятого моста она встала. Она всегда там становится, когда от дома едем. В сторону дома – ничего, оно и понятно, всегда домой торопится. А вот наоборот… Я и угрожал, и уговаривал: «Мульяночка, милая…» А она стоит – и ни в какую! Что делать? – Слезаю с телеги, чтобы под уздцы ее перевести. И тут слышу – топот дикий. Едва успел посторониться – проскакал мимо меня всадник в черном, ну, из этих, вы знаете, господин, – он опасливо огляделся, —
– Их все больше сейчас появляется в наших местах. В шлеме шипастом, за спиной плащ, как из паутины. И духом таким нехорошим от него потянуло… А за ним – другой всадник на огромном коне вороном. Ох, и конь здоровущий! Копыта – как тарелка каждое. И на щите у рыцаря какой-то странный узор – не узор: цветы черные, вроде как. Шлем, словно зеркало, горит. А рука в перчатке стальной уже к мечу тянется… Прямо за мостом настиг он того, черного, и завязалась меж ними драка. Жестокая такая рубка. Я встал, как дурень, смотрю. А тут снова топот: еще четверо в черном летят, на подмогу, значит. Один как гаркнет: «С дороги!» И мечом меня по голове. Повезло, что плашмя. Но сознания я лишился. Не знаю, сколько так пролежал. Глаза открываю: моя Мульяна надо мной склонилась, мордой мягкой в лицо тычет: просыпайся, мол, хозяин, ехать пора. Я встал и сразу все вспомнил: и погоню дикую, и бой за мостом… Эх, неравная была битва, пятеро на одного. «Жалко парня», – подумал. Сел в телегу, вожжи подобрал; лошадка моя сама тронулась, без понукания. Переезжаю я мост – и что же я вижу? – Пять всадников черных изрубленные насмерть лежат! А того рыцаря на вороном коне не видать нигде и следа. Неужто уцелел он один против пятерых и всех пятерых положил? Что за диво? И пока я изумлялся так, вдруг трупы этих, – Джол сплюнул через плечо, —
