Глава 1. Как становятся хорошими девочками
На письменном столе стоит моя детская фотография. Мне лет двенадцать, я первый раз пошла в католическую школу для девочек в Монреале (Канада). Я стою у лестницы и сжимаю в руках лямки портфеля. На мне юбка в сине-зеленую шотландскую клетку и начищенные до блеска черные туфли, в которых отразилась вспышка от фотоаппарата. Волосы собраны в тугой хвост. Я хочу влиться в коллектив и заслужить симпатию одноклассниц. Дочь иммигрантов и круглая отличница, я была очень хорошей девочкой. Но за маской совершенства скрывалась печальная истина: у меня не было своего места. Я родилась в Буэнос-Айресе, но не знаю, на какой улице и в каком районе мы жили, не помню запаха кожи и табака, которые продавались в киосках. Родители иммигрировали в Канаду, когда я была совсем малышкой. Я владею только разговорным испанским и с трудом запоминаю простейшие слова. Мои тетушки, дядюшки и бабушки живут в Аргентине, но я выросла без общения с ними и чувствовала себя оторванной от корней, языка, культуры и сообщества.
В детстве сложно сопротивляться давлению сверстников, и я отчаянно стремилась во всем походить на своих светловолосых, голубоглазых канадских подруг с благозвучными английскими именами – Эллисон, Ребекка. Я стыдилась сильного акцента родителей («Как бы люди не подумали, что мы глупые»), незнания местных традиций – ночевки в гостях или Хэллоуина (в Аргентине такое не принято). Мне надоели насмешки над моим полным именем Мария Хосе. Соседские дети часто дразнили меня, а родители подруг при виде меня напевали песню «Мария» из «Вестсайдской истории»[2], хотя мне это ни о чем не говорило.
Я была другой и чувствовала это. Родители любили меня всем сердцем, но к пятнадцати годам я сменила десять школ и как минимум шесть домов и городов в Канаде и Соединенных Штатах. Как выяснилось, быть хорошей, целеустремленной девочкой и отличницей – простейший способ ассимилироваться и примириться с невыразимой тоской, разобщенностью и отчуждением.
Умничка!
Согласитесь, хорошую девочку легко узнать. Она всегда ходит в школьной форме. По настоянию родителей играет на фортепиано и занимается балетом – год за годом. Она лучшая в конкурсе по правописанию. Она всегда делает домашнее задание. Она мила, бесхитростна и послушна. Эти образы не случайно всплывают в голове при мысли о хорошей девочке. Все мы знакомы с ней. Общество убедило многих из нас, что награды заслуживает только тот, кто действует по правилам, трудится не покладая рук и остается при этом милым и любезным.
Хорошая девочка – повсеместный феномен, но при этом у каждой свой неповторимый путь. Возможно, вы считаете, что с хорошей девочкой покончено в прошлом, но поверьте, она сидит во всех нас. У меня, например, она проявлялась в учебе, потом в работе. Кроме того, я хотела, чтобы мальчики влюблялись в меня, жаждала комплиментов. В подростковом возрасте популярные в школе личности – ну вы знаете, плохиши, бунтари и хулиганы – и в самом деле обращали на меня внимание, и это привело к многолетним нездоровым отношениям (позже вернусь к этой теме).
В вашей жизни хорошая девочка тоже будет выражать себя по-своему. Но корни у этого явления общие – патриархат. Подобно доспехам или маске, архетип хорошей девочки представляет собой защитный механизм, образ жизни, позволяющий чувствовать себя защищенной и любимой, но при этом лишающий веры в себя.
Что такое патриархат? Это древняя (и просто возмутительная) социальная и культурная система, которая явно или косвенно ставит мужчин выше женщин[3]. Патриархат повсюду, как воздух и вода. Под его натиском мы жертвуем своими потребностями, желаниями и возможностями ради того, чтобы выжить и влиться в общество.
Хорошая девочка – это одомашненная часть нашей личности, которую система приручает и обучает – и речь не только о нашей жизни, но и жизни многих поколений женщин в семье. Хорошие девочки не рискуют, держат язык за зубами и прячут от мира свои истинные таланты.
Патриархат
Как мне кажется, у слова феминизм (как и патриархат) плохая репутация. Впрочем, это неудивительно в эпоху патриархата! Как сказала одна из слушательниц моего подкаста: «Меня тошнит от этого слова. Сразу представляю рассвирепевшую женщину, которая сжигает лифчик и винит мужчин во всех своих бедах. Но ведь проблема намного серьезнее. Нельзя же обвинять каждого встречного». Хорошая девочка вычеркнула из своего лексикона слова феминизм и патриархат, чтобы не мутить воду. Под словом патриархат я имею в виду систему притеснения. Притеснение – это несправедливое обращение и подавление индивида со стороны другого индивида, группы, социальной или культурной системы. Ключевой посыл этой книги заключается в том, что сообщество, в котором мы родились, притесняет по конкретным признакам – полу, национальности или финансовому положению. Это не все, но сейчас я не буду вдаваться глубже. Во многих странах девочек и женщин лишают права на образование, медицинскую помощь, принуждают к рабскому труду и проституции. В Соединенных Штатах латиноамериканки, коренные индианки и темнокожие женщины за одну и ту же работу получают гораздо меньше, чем белые нелатиноамериканские мужчины[4].
Некоторые формы притеснения сразу бросаются в глаза, другие замалчивают, но это не значит, что их нет. Притеснению можно противопоставить свободу, влияние и выбор. Притесненным – людей с возможностями. Когда мое внимание обратили на это, я махнула рукой, но потом поняла, что так оно и есть: я белая, состоятельная, здоровая. Я поняла, что нахожусь одновременно в категории и «притесненных», и «притеснителей». Неприятное открытие, но самоанализ далеко не всегда приносит радость, так что готовьтесь. Нужно принимать обе стороны: только так мы увидим свои кровоточащие раны (нанесенные патриархатом, как вы догадались) и раны, которые мы, обладающие правами и возможностями, неосознанно наносим другим.
