Оформление переплета Андрей Рыбаков
Автор фото на переплете Кирилл Козаков
Оформление вкладки иллюстраций Аида Сидоренко
Автор-составитель сборника Елена Тришина и «Редакция Елены Шубиной» благодарят за предоставленные фотографии: Директора музея театра «Современник» Татьяну Прасолову, Кирилла Козакова, Регину Козакову, Марка Хромченко, Людмилу Хмельницкую, Ирину Селезневу, Андрея Житинкина, Александра Стернина, Иосифа Райхельгауза, Инну Милорадову, Игоря Штернберга, Владимира и Екатерину Мирзоевых, Дмитрия Брикмана. В книге также использованы фотографии из архива киноконцерна «Мосфильм» и агентства «РИА Новости»
© Тришина Е. Н., 2019.
© ООО «Издательство АСТ», 2019.
* * *
«И это всё в меня запало, и лишь потом во мне очнулось…»
Впервые имя – Михаил Козаков – громко прозвучало в середине прошлого века.
Блистательным было его появление в фильме Михаила Ромма «Убийство на улице Данте», затем – в роли принца Гамлета в спектакле Охлопкова на сцене Театра им Маяковского. Тогда и началась его полувековая шекспириада – от Гамлета до Лира.
Мастер художественного слова – это определение по праву относится к Козакову – актеру, режиссеру и писателю.
Мастер, создавший целую плеяду образов, порой диаметрально противоположных – Дзержинского и Фауста, Дон-Жуана и дядюшки Адуева. Мастер – поставивший культовый фильм «Покровские ворота» и тончайшую драму «Маскарад». Мастер – остро чувствующий ход поэтической речи. Мастер – написавший ироничные и щемяще откровенные книги о времени и о себе – «Рисунки на песке» и «Третий звонок», составившие «Актерскую книгу».
Он не забыт зрителями и читателями.
Я же помню его всегда. Он был моим близким другом.
Лена, дорогая! Спасибо Вам за то, что терпите меня. Это нелегкий труд!
Спасибо Вам, мой старинный бесценный Друг!
Миша Козаков 11.03.2004
P. S. Надписано по пьяни – оттого и правда. М.К.[1]
Дружба наша возникла в начале девяностых. Возникла на таком открытом полигоне не очень внимательного отношения близких ему людей, как я думаю. Ему нужно было делиться, разговаривать с человеком, безусловно его понимающим, душевно ободряющим, и одобряющим, что немаловажно.
Разговоры наши чаще всего велись днями, когда он был один дома, либо по телефону по ночам, когда все засыпали. Почти тайно. Хотя никакого романа между нами никогда не было, так сложилось, и последние жены его, хоть и недолюбливали меня за оккупацию части его души, понимали это.
Мы всегда оставались на «Вы». Он в шутку называл меня сестрой, я – никогда не называла его братом. Он для меня был кем-то старшим, не обозначаемым родственными именами. Но нам некогда было препарировать наши отношения, нужно было донести-передать нечто более важное.
Он никогда не поздравлял меня специально ни с какими праздниками, он вообще не признавал этих условностей глупых. Но в каждый мой день рождения, когда за столом собиралась семья и гости какие-то, раздавался его звонок «просто так». Только однажды он пришел на мой юбилей в ресторан, где был ближний круг, и совсем не пил, и мучился, пока не стал читать стихи – больше никто, естественно, ничего в тот вечер и не говорил.
Он не раз выручал меня с работой. Я же уходила из каждого несправедливого, по моему мнению, места, даже очень престижного и выгодного, по мнению других. А он каждый раз тут же предлагал мне работу – то с книгой, то со сценарием, а однажды просто с перепечаткой – ничего другого под рукой у него не было.
Мы с ним вместе делали его двухтомник «Актерская книга». Я, естественно, в качестве редактора. Работалось очень тяжко, но вместе с тем я понимала, что лучшего автора у меня никогда не будет. Он был придирчив в мелочах и соглашался в главном. Потом очень обижался, когда в поздних разговорах я забывала какой-то мелкий эпизод его жизни. Он тогда восклицал возмущенно: «Это же в нашей книге было!»
Говорил ли Козаков обо мне с кем-то? Писал ли? Да. Немного. Скажем, в «Актерской книге» в главе о Бродском:
Был еще один эпизод в моей жизни, связанный с Бродским. Оказавшись на гастролях в Германии, я по просьбе родителей Бродского послал ему письмо о них, о нашей читательской любви к нему и т. д.
Ответа я тогда не получил. Но он, однако, был. Да еще какой!
В 1977 году на юбилее Юрия Петровича Любимова в Театре на Таганке ко мне подошел Володя Высоцкий, только что вернувшийся из Америки. Он отозвал меня в сторону и сказал, что привез мне оттуда подарок – книгу Бродского с дарственной надписью мне! Я подпрыгнул от радости. Лучшего подарка я не мог даже предполагать!
– Володя! Как я могу ее получить?
– Погоди, я еще не распаковал вещи. Позвоню и передам тебе. Рад?
Но Володя книгу эту мне так и не передал. То ли посеял ее, то ли по ошибке дал кому-то почитать. Боже, как я расстроился!
Прошло двадцать лет. И вот перед православным Рождеством 1998 года звонит мне моя приятельница Елена Николаевна Тришина и говорит:
– Миша, вас просит позвонить Нина Максимовна, мама Володи Высоцкого. У нее для вас сюрприз.
У меня аж сердце ёкнуло: неужели?
Так и есть! Разбирая какой-то Володин сундук с журналами, привезенными из Америки в 1977 году, восьмидесятипятилетняя Нина Максимовна обнаружила тонюсенькую книжку-малышку Иосифа Бродского «В Англии». Книга издана тиражом в шестьдесят экземпляров, тридцать из которых пронумерованы. Мой – за номером пятнадцать, с надписью.
Чтобы читатель понял и оценил смысл ее, прошу представить титульный лист. По двум сторонам арки-ниши две фигуры. Одна – из мрамора обнаженная мужская скульптура, другая – скелет. В нише: «Стихи И. А. Бродского». А вот надпись, сделанная в августе 1977 года:
Входящему в роли
Стройному Мише, —
Как воину в поле
От статуи в нише.
Итак, спустя двадцать один год «награда нашла героя». В январе 1998 года я получил двойной привет с того света…
Надпись на первом томе «Актерской книги»:
Дорогая Леночка!
Вот мы с Вами и дожили. До чего? Время покажет. Но мы это сделали, а сие уже кое-что…
Спасибо Вам, мой старинный бесценный Друг!
Миша Козаков
26 окт. 2006 г.
Прошло много лет…
Козакова помнят. Фильмы его часто повторяют по телевидению. Книги переиздают – в них то, что он сам считал главным:
Вообще я считаю себя в первую очередь актером, во вторую – режиссером, в третью – чтецом и только потом я – «бумагомаратель». Однако может так случиться, что через много лет все забудут про мои роли и мои спектакли, а книга как раз и останется для людей, которые будут интересоваться театральным процессом в те времена, когда я проживал на земле.
Он действительно о себе все сказал сам. Казалось, дополнить нечего. Но, говоря словами Давида Самойлова: «и это всё в меня запало, и лишь потом во мне очнулось…»
