После нескольких дней подлостей – а как иначе можно назвать наступившую в середине июля ветреную и дождливую погоду? – природа прекратила издеваться надо мной, и я с нею примирилась.
Ну а как же иначе: пляж, теплая вода, негромкая музыка и прочие сопутствующие удовольствия убедительно доказывали, что жизнь не кончается и заниматься ею – я имею в виду жизнь во всех ее проявлениях – очень даже неплохое занятие для одинокой девушки.
К тому же и в моей детективной работе наступила пауза, ни в коем случае не напрягавшая: я вкусно отдыхала, чего искренне желала и всем своим потенциальным клиентам.
Так продолжалось до сегодняшнего вечера. Я возвращалась домой именно в таком благодушном и лирическом настроении и не думала ни о каких неприятностях. Все было настолько прекрасно, что неприятностью показалась бы даже крамольная мысль о каких-то там расследованиях и прочей суете. Чур-чур-чур меня, мне и так хорошо.
Было довольно-таки поздно. Собственно, вечером это время суток можно назвать, пожалуй, только из моей врожденной вежливости и тактичности: два часа после полуночи. И все-таки вечер, поскольку надо учесть, что утро для меня начинается отнюдь не в семь. И даже не в девять.
Я медленно шла, никого не трогала и тихонько мурлыкала мелодию Стинга, когда из тени высокого тополя, растущего сбоку от дорожки, ведущей к моему подъезду, меня окликнул мужской голос:
– Татьяна Александровна?
Я вздрогнула от неожиданности и оглянулась на этого хама, пугающего девушек в темноте тем, что называет их по имени-отчеству. Никакого такта нет у людей, я это давно заметила. Если нужно тебе – так скажи просто: милая Таня или дорогая Танечка. Ну или еще как-нибудь, так же изящно. А то: Татьяна Александровна! Если прощать такие вещи, то в следующий раз назовут тетей Таней и не поймут, за что получили по физиономии.
Я остановилась и гордо произнесла:
– Вы ошиблись, юноша. Ничем не могу вам помочь.
Мне не ответили. Точнее, ответили, но только не словами, а действием: на дорожку вышел мужчина – на голову выше меня, а в плечах – примерно как одна Таня, только поперек. Как видно, юноша этот – акселерат.
А что: акселерация обычное в наше время дело. Поэтому я и не удивилась, только отступила на шаг назад, исключительно для лучшего обзора надвигавшейся на меня громадины.
При внимательном рассмотрении «юноша», помимо нестандартного роста, оказался еще и не совсем юношеского возраста – мужчиной лет за тридцать. На нем были рубашка без галстука и мятые брюки, а в руках он держал чемоданчик – «дипломат».
– Вы разве не Иванова Татьяна Александровна? – спросил меня обладатель «дипломата» и напряженно взгляделся в мое лицо.
Я в этот момент рассматривала его и четко понимала, что сей экземпляр мужской особи никогда не встречался на моем жизненном пути. Ни разу. Но так как все-таки было очевидно, что ночью в кустах около подъезда поджидал он именно меня, оставалось узнать: у него ко мне дело или он просто романтик.
– Да, я Иванова, – скучно произнесла я, с трудом сдерживая зевок. – А вы кто?
– А я Петров, – кашлянув, признался мужчина, и я поморщилась: уровень предложенного юмора был явно не на той высоте, на которую следовало бы обратить мое снисходительное внимание.
– И что же вам угодно, господин Петров? – продолжила я и тут же очень мило и ненавязчиво напомнила, что сейчас уже некоторым образом поздно и я хочу домой.
– Мне очень нужна ваша помощь, Татьяна Александровна, – произнес Петров таким голосом, что показалось, он сейчас расплачется, не сходя с тротуара.
Я подошла ближе и предложила:
– Если желаете, господин Петров, мы можем подняться ко мне для разговора. Здесь немножко не те условия для беседы.
Петров помялся, зачем-то оглянулся, снова кашлянул и заговорил тихо и быстро.
– Вы извините меня, пожалуйста. Я стал уже совсем психопатом, Татьяна Александровна, мне везде мерещатся засады и ловушки… – Петров достал из кармана мятую пачку сигарет и закурил, поднеся зажигалку дрожащими руками. – Короче говоря, я нахожусь в бегах.
– Из тюрьмы? – полюбопытствовала я вслух, а про себя вообще-то подумала про сумасшедший дом.
– Пока еще нет, – криво усмехнулся Петров, – меня обвиняют в убийстве моей жены. Все факты говорят против меня. Но я не виноват, честное слово…
Петров с силой потер лоб и постарался взять себя в руки.
– Дела обстоят так плохо, – продолжил он более-менее спокойным голосом, – что, если бы я не уехал из Волгополоцка, меня задержали бы еще вчера утром. Уже был выписан ордер, мерой пресечения избран арест.
– Вы из органов? – спросила я, уловив во фразах Петрова знакомый профессиональный канцелярит.
– Десять лет назад уволился по собственному желанию, – пояснил он. – А как вы узнали? – Петров вздрогнул и оглянулся. – Впрочем, это не важно, – пробормотал он и продолжил: – Мои старые знакомые меня и предупредили. Ваше имя мне уже давно известно от… других знакомых. Да, в общем, и это не важно. Вы поймите, – Петров наклонился ближе ко мне и почти прошептал, – это чья-то злая воля. Именно так, иначе и не объяснишь. Мало того что убили мою жену, еще и вешают это преступление на меня, а так как я уже давно уволен из органов, то спецзона мне не светит и спецСИЗО – тоже. Меня уже предупредили. А среди уголовников я просто не выживу, это же ясно.
– Пойдемте ко мне, поговорим, – устало произнесла я, повторяя свое приглашение.
Пока еще мало понятно было, о чем идет речь и за что можно зацепиться, но уже совершенно ясно, что разговор нужен подробный и неторопливый.
Петров помолчал, затем пошарил в карманах брюк и вынул пачечку сложенных вдвое стодолларовых купюр.
– Это аванс за работу, Татьяна Александровна… – произнес он, протягивая деньги. – А здесь копии всех нужных документов.
Петров протянул мне «дипломат», и так как я помедлила, он его раскрыл и показал его содержимое. В «дипломате» лежало несколько тонких папок с бумагами, расческа и авторучка. Петров снова закрыл «дипломат», и после этого я взяла и «дипломат», и деньги.
Где-то рядом послышались торопливые шаги нескольких человек.
Петров вздрогнул, ссутулился и отпрыгнул назад под дерево.
– Я найду вас завтра, Татьяна Александровна! – громко прошептал он из темноты и, судя по звукам, поспешил прочь.
Я только вздохнула, повернулась и пошагала к своему подъезду. Если мужчина на ночное предложение девушки отвечает, что он придет завтра утром, то с этим уже ничего не поделаешь. Рок, фатум, ананке или просто невезуха.
Уже заходя в подъезд, я услышала с улицы крики:
– Вот он! Стоять, гад, милиция!
После чего сухо прощелкали два пистолетных выстрела.
Я оставила «дипломат» в подъезде, быстро сунула доллары в кармашек майки, выскочила на улицу и, пробежав за дом, увидела милицейскую машину, ярко светившую фарами перед собой. Двое сержантов тащили Петрова, еле-еле передвигавшего ноги. Моего неожиданного клиента затолкали внутрь машины, взревел мотор, машина лихо развернулась на месте и умчалась по трассе.
