Ну вот, и наступила пора моего пятнадцатилетия! Кто я? Я – простой, как два рубля юноша, волею судьбы оказавшийся не в то время. не в том месте…Короче, меня нашли эвенки, когда мне еще и десяти не стукнуло, на Великом Сибирском тракте, будущем прообразе БАМа и Транссиба, всего в ста тридцати километрах от нынешнего Северо – Байкальска, на самой северной оконечности озера Байкал. В самом начале 20 – го века это были исключительно глухие места, где на сотни верст вокруг – ни души!
Стойбище Верхне – Байкальское, кочующих эвенков, после двухлетнего торчания на месте, всё – таки решило сменить ПМЖ, ввиду итак нарушения естественного ритма вынужденной изоляции кочевья из – за эпидемии чумы, выкосившей их родовые стойбища на полторы сотни верст вокруг.
Нас спасли только запасы дикого мяса, обильная рыбалка на Байкале и грибы – ягоды. И, к тому же, по настоянию главной старейшине кочевья – бабки Рытхеу, мы не высовывались никуда, кроме воды…
Я же – хилый, тощий и болезненный пацан, которого они подобрали полтора года назад, во время очередного, не сильно удачного кочевья, вдоль верховья реки Витим. Там, на одной из русских факторий, после чумы остался только еле живой мальчишка и всё…
Когда разведчики доложили ей о том, что кроме маленького, крайне изможденного пацана никого нет, она вскинулась и строго – настрого наказала – Привезти сюда этого Руссё! Старая Рытхеу, матриарх кочевья, пожалела белобрысого мальца или увидела во мне что – то особенное, чего она не видела почти всю свою долгую жизнь и проворчав – Заберите его с собой, он отмечен богами!
Тем самым спася мою никчемную жизнь…Вот так и получилось, что я, полудохлый русский пацан, превратился со временем в жилистого, и кудлатого мальчишку, которого малышня стойбища так и не приняла в свое многоголосое сообщество.
Я персонально для остальных эвенков, кроме матриарха Рытхеу, остался неким изгоем, которого можно было бы спокойно бросить в дикой и первозданной тайге, но никому из взрослых не было ни малейшего желания связываться с настырной старухой – главой рода Кочевых Оленей…
Так я и жил, плетясь в конце племенного каравана из сотен оленей и нарт.
Я даже жил практически на положении домашнего раба у одного из самых захудалых хозяев, мужик – перенесший черную чуму, а хозяйка – плутоватая старуха, а не баба всего – то сорока лет от роду…Мы всегда плелись в конце племенного каравана.
Одежда моя была скудна. Так как я получал её по остаточному принципу – когда её, в основном, изнашивал почти до нуля кто – нибудь из стойбища…И если остальные жители племени Кочевых Оленей со смирением относились к подобному образу жизни, ибо так жили их предки на многие сотни поколений назад, так и они живут здесь и сейчас…
Но не я…Я – русский и этим все сказано! И в моей тощей заднице поселилось некое беспокойство и жгучее, почти неуемное любопытство, толкавшее меня отклоняться в сторону от общепризнанного кочевого маршрута!? Правда¸ я не раз и не два получал по своей попе палкой от вечно ворчливых моих приемных родителей! Которые были вечно не довольны тем фактом, что я отлынивал от повседневной работы на переезде стойбища или когда надо было гонять оленей…
Но как бы то не было, я был благодарным учеником и потому жадно ловил каждое слово, каждое движение. когда смотрел на то, как старшие эвенки гоняли оленей, как ловили самок, как резали самцов на мясо для очередного праздника, как они охотились…
Меня вольно – не вольно учили охотиться самостоятельно, не навязчиво намекая, что скоро я стану мужчиной и должен буду свалить из стойбища на самостоятельные хлеба!
И я, молча и скрипя зубами, учился! Ставил силки, учился плести себе снегоступы из ветвей ивы, охотился со своим уродским, но самолично сделанным охотничьим луком…Но! Всегда как можно далее от основного коллектива стойбища, и однажды это спасло мне жизнь!
Я ушел на снегоступах далеко, около двадцати верст в верховья Витима, преследуя куницу, когда случилась настоящая беда – на наше стойбище напали другие эвенки – наши недавно пришедшие по миграции, соседи – конкуренты за пищу! Но кто – то предал нас и прямо вывел врагов на наше стойбище, когда мужчины ушли на охоту, а женщины – ставили чумы и готовили пищу.
Полчаса и всё! Исчезло наше стойбище, дававшее мне кров и жизнь. Стариков убили всех, в том числе – мать Рода – Рытхеу я потом нашел её распятой на старой, гнилой березе, еще еле живой!
– Подойди ко мне, Руссё! – так звала меня только она – Сделай вот что…
И она мне на ухо поведала то, что стало моей директивной программой выживания на долгие годы вперед! Она мне успела рассказать одну из самых древних легенд про тайное ущелье Зимы, где обитает древнее чудовище, которое мне надо было приручить, чтобы отомстить за души моих соплеменников!
Женщин нашего клана – изнасиловали и убили, забрали только детей, причем только грудных, остальных – безжалостно убили. Я слушал мою приемную бабку, что приняла своей волей меня в Род и скрипел зубами, но она, хрипя и булькая кровью не велела мне трогать её тело сейчас, а только слушать…подробно и внимательно слушать!
И я слушал, пока она в последний раз не захрипела и выгнувшись, окончательно не обвисла на кольях, пробивших её сморщенные ладони! Лишь затем я начал похоронный обряд кочевых эвенков. И согласно обычаям, я кое – как снял с кольев её сморщенное тело, полностью залитое кровью, завернул в остатки шкур от одной из яранг. Перевязал остатками веревок получившейся мягкий саркофаг и согнув одну из нетолстых берез, привязал его к её стволу.
Посмотрел в последний раз на него, вытер незваные слезы и резким жестом перерезал ножом веревку, удерживающего его в моих руках! С хрустом, гулким эхом пронесшегося по зимнему лесу, ствол березы выпрямился, неся на себе место упокоения великой матери Рода Кочевых Оленей!
– Покойся с миром, бабушка! Доброй охоты, Рытхеу! – прошептал я, глотая слезы и пошел готовить поминальный ужин из убитой накануне мной кабарги, на небе все затягивало сумрачными облаками.
Полчаса работы и вот уже потрескивает небольшой костерок, на котором жарится мясо! Пока оно готовилось над костром, я наломал тонких стволов молодых березок и закинув густыми ветками, накидал на них снег, формируя крышу временного укрытия. Я не совсем еще сошел с ума, начинать свою тропу в глухой полночи по заваленной снегом тайге…
К тому моменту, когда я подготовил место для ночлега, косулья тушка успела приготовиться на огне. Я вскипятил чай в своей, трофейной фляге, что как – то нашел в тайге, отставил остывать. Зажав кусок бересты, сформировал из него подобие кружки и заварил в нем чагу.
