Летним днём неподалёку от Лайтхорроу…
Ну конечно! Именно в тот день, в тот момент, когда я с разбитой в кровь коленкой печально взирала на велосипед с погнутым о камень колесом, он почтил своим визитом наше захолустье. Посвёркивающий алой краской кабриолет пронесся мимо, взметнув клубы пыли и подол моей юбки. Водитель, беспечно крутивший баранку одной рукой, ибо вторая возлежала на плечах пассажирки, еще и посигналить умудрился. Масть его очередной девицы не поддавалась определению из-за обёрнутого вокруг её головы – наверняка пустой – шарфа. И вариант тут мог быть любой. Пожалуй, в коллекции нашего местного бабника не было только лысых… Так может уже есть?
Возникшая в моем воображении чудная картинка на миг даже вытеснила боль в ушибленной ноге и раздражение, без которого я никак не могла воспринимать Алекса Фрэйла. Впрочем, раздражение – это слишком мягкий термин, не способный в полной мере отразить мое отношение к данному индивиду. Этого заносчивого типа я совершенно не выносила с самого детства. Меня бесило всё: его успехи в учебе и спорте, семейное благосостояние, положение в нашем провинциальном обществе, популярность у дам всех возрастов, толпа друзей-приятелей, слишком высокий рост, характерная пружинящая походка, модная стрижка, дорогая одежда, неизменная ухмылка и даже пол! Ну почему он не родился девочкой? Почему я всю жизнь должна доказывать родне, что способна не только украсить собою чей-то дом, а ему с рождения прочили блестящую карьеру? Где справедливость?
В общем, соседа я искренне и горячо ненавидела.
Самым же большим прегрешением Алекса было то, что он активно подвизался именно на той стезе, которую я считала своим призванием. Этот мерзкий, гадкий, несносный мальчишка, блестяще окончив Вэлларийский Государственный Университет пять лет назад, в настоящий момент был одним из ведущих корреспондентов "Вэлларийского вестника". Мне же, просидевшей после школы два года дома, приходилось лишь мечтать о журналистике.
Семейство наше не то чтобы бедствовало, но и не процветало. Будь я парнем, средства на образование непременно бы нашли. Но отправлять учиться будущую жену и мать? К чему эти напрасные расходы?! Да еще и отпускать из дома юную наивную особу в большой, полный всяческих опасностей город? Ну уж нет! Примерно так рассуждали мои родители, и даже высказанная тётей Аделаидой мысль, что в столице можно подцепить весьма перспективного кавалера, не поколебала их убеждений.
Тяжко вздохнув, я подобрала пострадавший от столкновения с камнем велосипед, мстительно пнула этот самый камень в сторону обочины и, прихрамывая, побрела домой. Предстояло еще как-то пережить суету, которую наверняка устроят из-за моей "травмы", выслушать тридцать три лекции о необходимости смотреть на дорогу и скандальности одиночных поездок, на которую обычно закрывали глаза. От перспективы накатила тоска, но деваться было некуда – не ночевать же в кустах, укрывшись парой лопухов.
Вопреки ожиданиям наш милый лишь самую малость облезлый двухэтажный особнячок, носивший гордое название "Сизая вишня", встретил меня не охами и ахами, а лихорадочной беготней домочадцев. Ни меня, ни мое окровавленное колено, кокетливо выглядывавшее сквозь прореху юбки и поехавший чулок, ни изогнутое почти восьмеркой колесо не удостоили и взгляда. Словно я вдруг научилась применять крайне сложное, дающееся лишь избранным магам, заклинание невидимости.
– Да где же она?! – восклицала мама, в третий раз проносясь мимо.
Ошибочно отнеся ее реплику к себе, я попыталась отозваться, но мое робкое "Я здесь!" едва ли было услышано.
– Где эта дурацкая ваза? – Уточнение не внесло особой ясности.
– Какая, мадам? – Голос Эльвиры, или просто Виры, нашей бессменной вот уже два десятка лет экономки, звучал устало.
– Ну та, синяя, с уродливыми птицами и огромными ручками. Прабабушкина любимая.
– С ёжиками, миссис Райт. – Поправила описание Эльвира. – Вы же давным-давно велели на чердак снести это убожество.
– Немедленно найти! – Распорядилась мама.
Экономка кивнула и сделала пометку в блокноте, который держала в руках.
– Где табуретка? – заглядывая в каморку под лестницей, бубнил отец. – Где эта демонова колченогая табуретка?
– Розовенькая? – тихонько пропищала Бонни. Кажется, наша единственная горничная почти боялась быть услышанной. – Вы же ее в прошлом году сжечь велели, мистер Райт!
– Ка-а-ак сжечь? – проревел папа, захлопывая дверцу кладовой.
Висевшая над нею массивная рама сорвалась с гвоздя и шмякнулась на пол. Стекло, прятавшее от пыли вышитые шелком маки, мелкими осколками брызнуло под ноги отцу.
– Как редкостное уродство, мозолящее глаза безо всякой достойной причины, – процитировала я хозяину дома его давнее высказывание и была наконец-то замечена.
– Мэнди! – как-то по-людоедски улыбнулась мама. – Детка, где ты пропадала? Немедленно переодевайся и подключайся к работе!
– Аманда, – вторил супруге отец: – быстренько вспомни, что из прабабушкиной мебели убрали в сарай, а что на чердак!
– Милая, на кухне пирожки, – прошептала, подойдя поближе, заботливая Эльвира, – а ужина сегодня не будет.
– Не виноватая я, вы сами спалить велели, – всхлипнула вдруг Бонни, запоздало среагировав на гнев всегда спокойного хозяина.
– Да что здесь вообще происходит? – всплеснула я руками. Позабытый велосипед рухнул, зацепив стойку с зонтиками. И разлетевшиеся по всему холлу аксессуары, наконец-то, привели в чувство обитателей "Сизой вишни".
Полчаса спустя, восседая на высоком кухонном стуле с примочкой на колене и прихлебывая чай, я пыталась оценить масштаб обрушившейся на наш захолустный городишко новости. Случилось немыслимое – именно наш оплот старых традиций, наш инкубатор желчных сплетников и старых дев был избран для очередной экранизации "Похождений неотразимого жулика". Романов об этом изворотливом проходимце было написано около двух десятков, но настоящую популярность они обрели совсем недавно, когда именитый режиссёр (чью длиннющую фамилию я постоянно забывала) избрал на главную роль Феррана Истэна.
О, это было попадание в десятку! Все дамы умиленно рыдали в надушенные платочки и томно вздыхали при виде этого длинноухого красавчика, а самые смелые или дурно воспитанные отваживались и откровенно стонать. Даже я, не отличающаяся излишней сентиментальностью и склонностью к романтическим мечтаниям, была в него немножко влюблена.
Эльфов в Айленте было предостаточно. Что далеко ходить – нашим храмом заведовал тонкий, как ивовый прутик, сладкоголосый Ильванус Лэй. Его златокосая супруга всех соседей заваливала банками с вареньем из ревеня и плетеными из соломы ковриками, а пятерка их детишек училась в местной школе. И это в нашей глухой провинции.
