Глава первая
396г. н.э. Южная Африка.
Темнело. Ветер мощными волнами, словно бушующий океан, гнал в небе тучи. Он то сбивал их в плотную монолитную массу, то вновь, через разрывы, давал последним, ослепительно-ярким на фоне мрачного чёрного неба, солнечным лучам коснуться земли. Тяжёлые, наполненные влагой тучи, то стремительно мчались вперёд, то неожиданно останавливались, сбивались в кучу и начинали кружиться в каком-то сложном, никому не понятном хороводе. Но спустя какое-то время, подчиняясь новому неистовому порыву бури, они переставали кружиться, и словно разбитые, наполовину затопленные морской водой корабли, медленно, нехотя разворачивались и вновь продолжали свой путь, увлекаемые невидимым, но зримо ощутимым, течением воздушных масс.
А внизу, по пустынной пыльно-красной равнине, лишь изредка покрытой островками засохшей чахлой травы, стремительно мчался всадник. Он упорно гнал высокого чёрного жеребца навстречу усиливавшимся порывам ветра, который с холодным равнодушием безжалостно обрушивал на них каждый раз всё новые и новые массы мелкой пыли и сухой травы. За спиной всадника виднелось багровое зарево пожаров, что огромным кольцом охватили город, высокие крепостные стены которого уже скрылись за горизонтом и показывались лишь с вершины очередного невысокого холма.
К груди всадника крепко прижималась молодая девушка. Она дрожала от холода и старательно прятала лицо в сложную драпировку своего роскошного платья, когда-то ярко-белого, с краями красиво обшитыми золотыми нитками, а сейчас грязно-серого, усыпанного повсюду бурыми, уже засохшими, пятнами крови, спасаясь от беспощадного, настырно проникавшего во все щели, ледяного ветра. Тысячи мелких песчинок, прорвавшись к телу, впивались в него тысячами раскалёнными иголками, но девушка не жаловалась, молчала, и лишь ещё крепче прижималась к тёплой груди молодого воина.
Гамилькар, опустив лицо, вдыхал тонкий аромат, исходивший от волос девушки и порой крепко прижимал её рукой к себе, стараясь уберечь от особо сильных толчков. В эти мгновения его сердце начинало бешено колотиться в груди и чувство нежной любви переполняло его душу. Он понимал, что его спутница очень устала и отчаянно нуждается хоть в небольшой передышке. Но останавливаться было нельзя. И он, недовольно сжав губы, вновь пришпоривал своего коня.
В непрестанной борьбе с усталостью и холодным ветром, прошёл ещё один час стремительной гонки. Неожиданно впереди выросла цепь невысоких холмов, за которыми виднелась гряда красных песчаников. Она мрачной стеной во весь горизонт преграждала путь. Сквозь нагромождения высоких скал, насколько хватало глаз, нигде не было видно ни одного сквозного прохода. Это действительно была стена, тупик. Но всадник ни мгновение не замедлил бег своего коня, ведь именно там было спасение, и именно там, в этих красных скалах, был конец их изматывающей, изнурительной гонки.
Гамилькар поднял глаза к, теперь уже полностью закрытому тучами, небу и лицо его осветила, сняв на миг напряжение, слабая улыбка: скоро начнётся дождь и он уничтожит, скроет от преследователей все их следы. Только бы успеть! Только бы выдержал конь! Но конь, тяжело взяв подъём очередного холма, вдруг бешено захрипел и, дико задирая морду, начал пятить назад, не обращая уже никакого внимания на засвистевшую плеть хозяина, властно заставлявшего скакать дальше. Гамилькар быстро спрыгнул на землю, и, крепко намотав на руку поводья, стал торопливо отводить, успокаивать вспотевшего, дрожавшего мелкой дрожью жеребца, начиная уже понимать, что его Урагану не вынести больше такой нагрузки.
Шум приближающейся погони заставил Гамилькара обернуться. Двое всадников стремительно вынеслись на вершину ближайшего холма. Случайных людей тут быть не могло. Это могли быть только враги. И они явно заметили их. Гамилькар бросил быстрый взгляд на скалистую гряду, прикидывая расстояние до неё, и тут же печально покачал головой – слишком далеко, враги настигнут их раньше, чем они успеют добежать до спасительных скал.
– Элисса! – громко крикнул он девушке, всё ещё сидевшей на храпевшем скакуне. – Скачи к скалам! Держи на то высокое дерево! Там в зарослях вход в пещеру! Там мой отец! Он поможет тебе! Я задержу их!
Не теряя времени, Гамилькар быстро снял пристёгнутые к седлу лук и колчан с несколькими стрелами, затем, развернув жеребца в нужном направлении, нежно погладил его по шее и, склонившись к самому уху, тихо прошептал: – Друг, не подведи, спаси мою любовь… – и уже громко: – Вперёд, Ураган!
Ураган, будто поняв немую, невысказанную просьбу своего хозяина, помчался было стрелой, как вдруг другая, уже самая что ни на есть настоящая стрела глубоко вонзилась ему в заднюю ногу. Острая боль пронзила Урагана, и он, яростно заржав, стремительно поднялся на дыбы…
– Но… – Элисса, собравшаяся было, что-то гневно возразить Гамилькару, вдруг резко замолчала, удивлённо увидев вместо красных скал далёкое тёмное небо, а затем стремительно приближавшуюся землю; позже что-то ожгло её правый висок и она, мгновенно потеряв сознание, погрузилась в спасительную темноту – туда, где нет ни боли, ни страданий.
Гамилькар, увидев, как рухнула на землю девушка, с криком бросился к ней. Её странная неподвижность испугала его. Но быстро убедившись, что его Элисса жива и просто потеряла сознание от удара головой о камень, он, не тратя время на то, чтобы привести её в чувство, быстро оттащил её в сторону, под защиту большого валуна. Затем, стремительно выпрямившись, поднял лук и стал готовиться к схватке с приближающимися врагами. Всадниками были уже совсем рядом, не далее чем в пяти десятков шагов от них.
Краем глаза Гамилькар успел заметить блестящие, слезящиеся от боли и в тоже время какие-то виновато-потухшие глаза Урагана, который словно бы винился перед ним и отчаянно просил прощение за упавшую Элиссу, а также за то, что не может помочь своему другу-хозяину в предстоящей битве и оставляет его один на один с многочисленными врагами. Чёрный жеребец больше не ржал дико от боли, а лишь временами пофыркивал и стоял неподвижно, очевидно боясь, что лишнее движение может вновь вызвать приступ страшной, невыносимой боли в задней ноге. Помочь ему сейчас было невозможно, и Гамилькар, недовольно скрипнув зубами, торопливо отвернул от Урагана голову, весь полыхая от ярости.
Вспыхнувшая в груди ярость мгновенно прогнала усталость, и одновременно удвоила, утроила силы Гамилькара. Это было то, что ему нужно. Ярость просто кипела внутри него, грозя в любое мгновение лавой выплеснуться наружу. На мгновение он стал похож на загнанного раненого тигра, когда боль и ярость заставляют его временно забыть о страхе смерти и отчаянно броситься на своих преследователей. Однако Гамилькар силой воли очистил своё сознание и подавил в себе это неверное, безрассудное желание немедленно броситься навстречу своим противникам. И, словно опомнившись, его мозг начал работать чётко и ясно, пытаясь найти единственно верное в данных условиях решение. Он должен выиграть этот бой. Он должен уничтожить своих врагов и ни в коем случае не должен погибнуть сам – иначе следом за ним погибнет и Элисса.
