Пролог
Парковка, 1976
Будущее
Все магазины в гипермаркете «Док» в Стратфорде, штат Коннектикут, были закрыты на ночь, кроме прачечной самообслуживания «Фреш-н-Клин». Моя мама, одетая в синие джинсы и коричневую зимнюю куртку, купленную на распродаже «Армии спасения» за пять долларов, была в этой прачечной. Она стояла у покрытого растрескавшимся линолеумом столика под мерцавшими флуоресцентными лампами, курила сигарету «Уинстон» и складывала одежду. Что-то из этих вещей было нашим, что-то принадлежало соседям, которые иногда платили нам за стирку и складывание белья. Той мартовской ночью витрины магазинов были темны; на пустой парковке стояли только наша серебряная «Шеви-Веги» и еще чья-то машина. Холод был влажным и тяжелым, кучи снега в углах парковки посерели и постепенно таяли под дождем.
Ее движения были яростны, во рту обязательно была сигарета, а на соседские футболки капали слезы. Мне было десять лет.
Каждые две недели я бывал в «Доке», чтобы стирать вместе с мамой. Я или помогал ей, или просто сидел на фиберглассовом стуле в прачечной, наблюдая, как крутятся гигантские сушилки – а крутились они по-особому, несимметрично. Моя мама уже больше года сидела без работы, а ее последние отношения закончились, когда бойфренд попытался пырнуть ее ножом. Я видел, как она плакала, складывая соседскую одежду. Ее движения были яростны, во рту обязательно была сигарета, а на соседские футболки капали слезы. Мне было десять лет.
После того как мы вместе сортировали стирку, я обычно выходил на улицу и гулял по пустой парковке. Я делал петлю вокруг гипермаркета, проходил мимо погрузочных площадок и ржавеющих мусорных контейнеров и спускался к разрушенному доку, благодаря которому торговый центр получил свое название. Док был черный и обгорелый; когда-то его использовали по назначению, но теперь он просто торчал, стоически покорившись судьбе, из темных вод реки Хусатоник. Иногда, если мне везло, я видел гигантских речных крыс, которые сновали среди нор в грязи.
Тем вечером в марте 1976 года было слишком холодно и дождливо, чтобы гулять, а в прачечной от сигаретного дыма стало нечем дышать. К тому же, сидя рядом со стиральными машинами на холодном фиберглассовом стуле и глядя, как мама курит, складывает одежду и рыдает, я особенно сильно ощущал, насколько мы бедны. Так что я провел тот вечер в машине, закутавшись в мокрую куртку из секонд-хенда и играя с радиоприемником. Дождь монотонно долбил по крыше «Веги», а я крутил туда-сюда настроечный диск AM-радио.
В музыке я был неразборчив: мне нравилось все, что звучало из динамика. Я считал, что люди, ставящие музыку на радио, точно знают, что делают, и ни при каких обстоятельствах не дадут в эфир что-то неидеальное. Каждую неделю я слушал хит-парад American Top 40 от Кейси Кейсема и запоминал песни, которые он ставил. У меня не было любимых исполнителей – я обожал их всех одинаково, с почти религиозным благоговением: от Eagles и ABBA до Боба Сегера, Барри Уайта и Пола Маккартни с его группой Wings. Я просто считал, что вся музыка, которая играет по радио, достойна моего полного и безраздельного поклонения.
Все, что связано с сексом или чувственностью, приводило меня в ужас и вызывало сильнейшее желание включить мультики «Луни Тьюнз».
Мои мокрые синие джинсы «Рэнглер» липли к виниловому сиденью холодной машины, но я с радостью слушал все, что играло. То была эпоха диско, рока, кантри-рока, прогрессивного рока, яхт-рока и баллад. Led Zeppelin спокойно сосуществовали с Донной Саммер, а Aerosmith жили в мире с Элтоном Джоном. А потом я услышал что-то новенькое: Love Hangover Дайаны Росс. Я знал жанр диско, хотя и не считал, что эта музыка слишком отличается от другой звучавшей на AM-радио. Но песня Love Hangover была особенной. Вступление – томное, соблазнительное, словно из другого мира, – напугало меня.
Все, что связано с сексом или чувственностью, приводило меня в ужас и вызывало сильнейшее желание включить мультики «Луни Тьюнз». Когда я смотрел с мамой телевизор и персонажи «Мод» или «Лодки любви» намекали на секс или интимность, я замирал и безмолвно ждал, пока сцена закончится.
Но Love Hangover была совсем другой. Во-первых, ее поставили на радио, а это значит, что песня хорошая. Во-вторых, она звучала футуристично. Я обожал «Звездный путь» и «Космос: 1999», так что решил, что мне нравится все футуристическое. Будущее было чистым и интересным, в нем не было места печальным родителям, курящим «Уинстон», и прачечным самообслуживания. Поэтому даже зная, что Love Hangover – о сексе, я все равно дослушал ее до конца. То была футуристическая песня на радио, а меня пока что еще ни разу не подводило ни то ни другое.
Я сидел, глядя на размытый свет ламп прачечной через мокрое лобовое стекло, и постепенно понимал, что от этой песни мне неуютно, но она мне нравится. Она показывала мне мир, который я не знал, противоположный тому, где я жил сейчас, и который я ненавидел. Ненавидел бедность, сигаретный дым, наркотики, стыд, одиночество. А Дайана Росс обещала мне, что где-то есть мир, не запятнанный грустью и обреченностью. Другой мир – чувственный, механистический, гипнотический. И чистый.
Сидя в маминой «Шеви-Веге», я представлял блестящий город, находящийся на расстоянии целой жизни от этой парковки. Я видел, как люди уверенным шагом идут по этому блестящему городу, проходят мимо зданий с гигантскими стеклянными окнами, выходящими на диско-клубы и космопорты. Когда зазвучала лихорадочная диско-концовка Love Hangover, я представил, как люди танцуют, одетые в белое и похожие на роботов-ангелов.
Песня закончилась. Я выключил радио, вышел из машины под дождь и посмотрел вдоль парковки, тянувшейся до самой реки и пустой, за исключением тающего снега и луж. Через зеркальное стекло я снова увидел, как мама курит и складывает одежду, и почему-то даже не расстроился. Жизнь не ограничивалась только этим холодным, унылым торговым центром. Зернышко попало на благодатную почву и тайком проникло куда-то в мою ДНК. Диско-песня на AM-радио подарила мне лучик надежды: когда-нибудь я покину этот мертвый пригород и найду город, в котором смогу забраться в самое чрево. Чревом будет дискотека, куда меня впустят и дадут послушать футуристическую музыку. Я представил себе, как открою двери диско-клуба на вершине самого высокого здания в мире, и тысяча человек поприветствует меня, улыбаясь.
