Рут Бенедикт - Модели культуры

ИНСТИТУТ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ

РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

Наблюдательный совет серии «Методы антропологии»

Д.А. Функ, О.Ю. Артемова, К.Л. Банников,

Б. Грант, Е.С. Данилко, Д.А. Трынкина, Э. Уигет, Е.И. Филиппова,

В.И. Харитонова

PATTERNS OF CULTURE

by Ruth Benedict

with introduction by Franz

Boas and A New Preface

by Margaret Mead

Mentor Books

New York, 1960

Перевод выполнен в рамках сотрудничества

с Переводческим факультетом Московского государственного лингвистического университета (ФГБОУ ВО МГЛУ)

О переводчике: Анастасия Константиновна Данильченко, выпускница магистратуры Переводческого факультета МГЛУ, преподаватель кафедры переводоведения и практики перевода английского языка ПФ МГЛУ

© Mentor Books, 1960

© Функ Д.А., предисл., 2022

© Фролов В.И., перевод вст. сл., 2022

© Кузнецов И.В., послесл., 2023

© Данильченко А.К., перевод с доп. и испр., 2023

© Оригинал-макет, оформление. Издательская группа «Альма Матер», 2024

© Издательство «Альма Матер», 2024

Имя Рут Бенедикт (Ruth Fulton Benedict, 1887–1948), одного из классиков культурной антропологии ХХ столетия, – вряд ли ошибусь – практически неизвестно не только широким кругам российских читателей, но и большинству выпускников наших профильных кафедр, ранее называвших себя этнографами, а сейчас этнологами или антропологами. В вузовском учебнике «Основы этнографии» или «Основы этнологии», в лучшем случае, одной-двумя фразами, в общем ряду книг тех, кого принято относить к направлению «культура и личность», упоминались две работы Бенедикт – «Модели культуры» и «Хризантема и меч». Чуть большее погружение учащихся в материал ожидалось на 3 курсе в рамках специализации, но и оно всецело зависело от начитанности лектора, а у большинства из них с чтением зарубежной литературы, надо признать, были значительные сложности: кроме статьи Р. Бенедикт в одной из антологий конца 1990‑х[1], ни одна из ее монографий до самого недавнего времени не была полностью переведена на русский язык[2]. Первой оказалась книга, ставшая классикой в японистике: «Хризантема и меч». Она стала доступной русскоязычному читателю в 2004 году[3]. Как это часто бывает, мы порой получаем в руки книги, истоки появления которых сложно понять, не зная того, как именно, через какие иные труды, пробы и ошибки, какой именно путь и почему прошел этот автор к данной своей книге. Случай с книгой «Хризантема и меч», написанной без знания японского языка и без поездок в Японию, – из этого ряда. Это не первая большая работа Бенедикт. Ей предшествовали и двухтомная «Мифология зуни» (1935), и теоретически насыщенное исследование «Модели культуры» (1934). Последняя в течение всего лишь четверти столетия была переведена на 14 языков и стала одной из важнейших работ в списках обязательной литературы студентов-антропологов почти во всех (увы, не во всех) вузах мира.

Но и «Модели культуры», переводом которой мы можем сейчас насладиться, не есть ключ к пониманию всего того, что характеризовало в целом упомянутое выше направление «культура и личность», базировавшееся на ряде фрейдистских установок. Надеюсь, что когда-то у нас окажутся переводы не только книг Рут Бенедикт и гораздо более известной у нас Маргарет Мид (применительно к обеим коллегам мы сейчас можем говорить, что переводы их трудов в основном уже опубликованы), но и таких их коллег-антропологов, как Абрам Кардинер, Ральф Линтон и др. Начать углубленное знакомство с трудами этих выдающих исследователей можно было бы и иным путем – через чтение книг об их жизненном пути и их научном творчестве, но тут мы снова наталкиваемся на языковой барьер. Рут Бенедикт посвящено по меньшей мере полдюжины книг, написанных, например Маргарет Мид (1974), Дугласом Луммисом (1982), Маргарет Кэффри (1989) и Юдит Моделл (1983), десятки глав в авторских и коллективных монографиях Джорджа Стокинга (1986), Клиффорда Гирца (1988), Уильяма Адамса (2016), Элизабет Райхель (2021) и многих-многих других. И все это – книги, переводов которых с английского у нас до сих пор нет.

Тем значимее представляется выход книги Рут Бенедикт «Модели культуры» на русском языке.

Кто-то из скептиков наверняка заострит внимание на том, сколько в этой книге (напомню, она вышла почти 90 лет тому назад!) – с точки зрения сегодняшнего нашего знания – устаревшей лексики («менее развитые» или «первобытные народы», «менее развитые общества», «уровни развития культуры», «примитивные культуры» и т. п.), и на том, что вся книга есть во многом следствие увлечения того времени психоаналитическими построениями Зигмунда Фрейда, от (некритичного использования) которых антропология давно уже отказалась, и что даже само намерение Бенедикт понять «целостное устройство поведения… нескольких культур», «всесторонне осмыслить лишь несколько культур», отведя каждой из трех рассматриваемых ею культур по 20 страничек текста, – свидетельство ее особого, более мягко не сказать, представления и об устройстве этих культур, и о познавательных возможностях антропологии. Все эти и многие иные критические замечания могут показаться абсолютно верными.

Но столь же верно будет сказать, что в данном случае такого рода оценки совершенно неуместны. Книга эта писалась не здесь и сейчас, а там и тогда, в совершенно иных социальных, в том числе академических, условиях. Бенедикт пыталась (словно геолог, изучающий горную гряду) охватить доступные ее взгляду культуры целиком… как если бы это было возможно. Множество обобщений, тем не менее, оказываются наполненными смыслом вплоть до настоящего времени. Бенедикт писала: «В его (человека. – Д. Ф.) зародышевой клетке не содержится никакой информации о племенной организации, языке или местных верованиях», «у нас нет никаких оснований доверять наши духовные и культурные достижения каким-либо наследственным генам». А это именно то, понимания чего часто до сих пор не хватает тем, кто рассуждает об «этносах» и пытается приписывать людям этническую идентичность в качестве некоего «врожденного свойства» и, более того, связывать культурные модели с теми или иными генами. Есть в этой книге и то, что, пожалуй, следовало бы знать всем управленцам. Бенедикт, опираясь на наблюдения Расмуссена, указывала, что есть народы, для которых даже допущение вероятности войны невозможно. Эскимосам «чужда мысль о том, что одна эскимосская деревня может пойти войной на другую эскимосскую деревню, или одно племя – на другое, или что одна деревня может наброситься на другую из засады, как на легкую добычу». В первые годы после завершения Второй мировой войны размышления на эту тему были особо важны для читавших эту книгу. По-прежнему актуальными остаются мысли Бенедикт о важности повышения терпимости к многогранности культур. «Никто не может стать полноценной частью какой-либо культуры, – пишет она, – если он не был в ней воспитан и не жил в соответствии с ее порядками». И тут же добавляет: «…но он может признать, что для представителей другой культуры она имеет ту же значимость, что и его собственная – для него самого». Казалось бы, простые и понятные мысли, но и тогда, и сейчас – даже при том, что Бенедикт всякий раз, выводя свои рассуждения на уровень современности, обращается к иным культурам, – они во многом и для многих остаются либо неприемлемыми, либо по меньшей мере провокативными. Это хорошо почувствовал Клиффорд Гирц, специально анализировавший творчество Рут Бенедикт. Он писал: «риторическая стратегия», которой Бенедикт пользуется «снова и снова, от начала своей карьеры и до конца» – это «сопоставление слишком привычного и дико экзотического таким образом, что они меняются местами… Наши собственные формы жизни становятся странными обычаями чужого народа: те, что живут в какой-то далекой стране, реальной или воображаемой, становятся ожидаемым поведением при данных обстоятельствах. Там смущает Здесь. Не-мы (или не-США) нервируют нас»