Глаза слипались, голова рефлекторно откидывалась назад, приходилось посекундно одёргивать себя, растирать ладонями лицо, щипать руки. В открытое окно автомобиля рванул свежий воздух, насыщенный звуками и запахами леса – иллюзией сельской жизни для городского жителя.
Дорога в закрытый коттеджный посёлок в пятидесяти километрах от мегаполиса неслась по трассе федерального значения, лишь оставшиеся пять проходили сквозь лес, усыпанный дачными домишками, как грибами. Последние триста метров заканчивались шлагбаумом, за которым находился домик – пропускной пункт охраны с заспанным доблестным работником.
Шлагбаум поднялся мгновенно, не пришлось тормозить. Несколько домов на въезде за высокими заборами с камерами слежения сразу давали понять, что посёлок – не просто дорогое место, а элитное, покрытое глянцем, коркой самодовольства. Претензия к окружающему миру – обиталище сильных мира сего.
Несколько поворотов по пустынному посёлку вдоль заборов, за которыми не видно ничего, даже крыш домов – настолько участки были огромные. Мелькнула знакомая ограда, камера повернулась в сторону подъезжающей машины. Поворот, нажатие брелока, чтобы открылись автоматические ворота, и долгожданный «стоп» на рычаге коробки передач.
Приехал! Следующие шаги: быстрый душ и блаженный сон в загородной тишине, при закрытых окнах, чтобы даже чириканье птиц не мешало.
Десятичасовой перелёт вымотает кого угодно, неважно каким классом летишь, а если до этого не спать сутки – тем более.
Громкая музыка приближалась по мере того, как становился ближе парадный вход в дом, с ухоженным пространством перед ним. С дорожками, петляющими вдоль газона, с виднеющимися мостиками над прудом с японскими карасями, вычурным фонтаном из мрамора. Не хватало лишь статуй вдоль дорожки, ведущей к крыльцу в стиле неоклассики, и парочки лакеев в ливреях. Впрочем, всё впереди.
– Ваше имя, пожалуйста? – молодая девица с задорным макияжем, в коротком платьице, с лифом, обтягивающим грудь, дружелюбно улыбалась и моргала.
– В каком смысле? – он посмотрел поверх головы девицы: там, на площадке у дома, напротив фонтана, были накрыты столы под белыми шатрами, сновали официанты, бегали ростовые куклы, развлекая детей.
Каких детей, черт побери? Этот дом полтора десятка лет не видел детей. Здесь всегда тихо, как в колумбарии, именно поэтому, выйдя из терминала аэропорта, он направился сюда, а не в пентхаус, купленный несколько месяцев назад, где всё ещё раздражающе пахло свежим ремонтом, и тем более не в квартиру в центре города.
– Мне надо свериться со списком приглашённых, – пояснила девица, моргнув пару раз ужасающе-нарощенными ресницами.
– Герман Марков, – растерянно проговорил он, понимая, что ни в каких списках его быть не может. Дурдом!
– Простите, но… – пролепетала девица, разглядывая Германа, оценивая и его, и ситуацию.
Смотри, девочка, хорошенечко смотри. На марку часов, обуви, чёртова надоевшего галстука, обрати внимание на раздражённую улыбку, застывшую на губах, показную вежливость, готовую в любой момент сорваться в нецензурщину. Оценивай, насколько быстро вылетишь из этого дома и с работы, если не сообразишь, как именно поступить.
– Дорогой мой!
Навстречу семенила Нина Глубокая – мама, как иногда он её называл. Именно так: иногда «мама», иногда «Нина».
– Я не ждала, – накинулась Нина с объятиями, девица в это время отошла в сторону, заметно выдохнув.
Ещё бы! Устраивать праздники богатым людям, от которых неизвестно что и когда ожидает – всё равно, что ходить по минному полю. Да, в конце тебя ждёт приз – хорошая оплата, рекомендации, если повезёт, следующий заказ у толстосумов, но сам процесс мог вымотать кого угодно. Увы, Герману не жаль ни девицу, ни её коллег, ни ростовую куклу коня с огромной пятой точкой.
– А что происходит? – приобнял он Нину, и они двинулись к дому.
– Ярина закончила школу. Праздник! – протянула Нина, улыбаясь в тридцать два зубных импланта – Девятнадцатилетие, выпускной, начало новой, насыщенной событиями жизни, – трещала голосом позитивного аниматора Нина, и только близкие люди могли в искусной игре отчётливо прочитать: «Чтобы она провалилась, малолетняя тварь!»
– Чёрт, я хотел поспать, – вздохнул Герман, смотря, как из дома высыпала группа молодёжи. Разбитные, холёные, довольные жизнью дочки и сынки, уверенные в завтрашнем дне нахалы, не способные опорожнится без родительской помощи, мнящие себя королями мира.
– О… Как долетел, кстати? – поинтересовалась Нина. – Как дела? Всё хорошо?
– В рабочем режиме, – буркнул Герман, рассматривая группу девчонок, покачивающихся в такт орущей музыке. – Музыкальное сопровождение лучше выбрать не могла?
По импровизированной сцене ходил долговязый парень, выдавливал из себя слова. Придётся спать под гнусавый рэп. Почему самолёт, на котором он прилетел, не потерпел крушение где-нибудь над Атлантикой? Быстро сдохнуть от разгерметизации салона гуманней, чем от песен соплежуя, несущихся над всем участком.
– Это Би-Ти… – Далее шёл маловразумительный набор звуков, не сказавший Герману ровным счётом ничего. – Очень модный исполнитель, дорогой. – На последнем слове сделался акцент.
Главное не качество, а стоимость. Речь об Ярине – наследнице Дмитрия Анатольевича Глубокого, а значит, всё должно быть самым дорогостоящим, даже если это обгадившийся кот, изображающий из себя музыканта.
– Ясно. – герман кивнул, давая понять, что обмен любезностями окончен.
Сейчас он хотел отправиться туда, где относительно тихо. Не слышно гнусавого чтения со сцены, вызывающего девичьего смеха, гогота молодых сосунков, писка детей, убегающих от аниматора в костюме Джека Воробья.
Мужику на вид было лет сорок, время от времени он протирал пот со лба и снова нёсся развлекать самодовольных детишек, будущих королей мира. Несчастный Джек будет скакать до шестидесяти лет, пока не загнётся в замшелой больнице от обширного инсульта и отсутствия нужных медикаментов, а эти детки вырастут, начнут править миром, гребя в карман наличность, переступая через всё и вся, в первую очередь через старых, вышедших в тираж Джеков Воробьёв.
Уже у входной двери остановился, оглянулся ещё раз на стайку девчонок. Миловидная блондиночка в вызывающем красном платье зацепилась за взгляд Германа, оценивающе смерила мужскую фигуру и, похоже, найдя то, что видит, привлекательным и достойным внимания, призывно улыбнулась, следом скользнула кончиком языка по губам.
Германа передёрнуло. Сколько лет этой силявке? Ярина старше одноклассниц на год. Если блондинка её одноклассница – восемнадцать, если дочь кого-то важного, может, и того меньше. Думать в этом направлении не стал, едва не вывернуло. Девчонка – сопля, у которой из очевидных достоинств лишь бренд платья и стоимость причёски, уже приглядывается, кому бы продать себя, заключить сделку, пока грудь высока.
