Кариуфорония стояла у него в горле. Ее, словно Атлант, подпирала гедза с креветками. Еще ниже, в тесном желудке, томилась жирная и тяжелая, как сырой бетон, ла-баньеса…
Кабанов трижды за минувший вечер заходил в ресторан, выбирал столик в самой середине зала и рассеянно листал плотные, защищенные пластиком страницы меню. Он вовсе не был голоден. Мало того, его уже тошнило от еды. Тяжелый, как туристский рюкзак, желудок беспардонно вытеснил со своих законных мест внутренности: подвинул в сторону печень, загнал куда-то под легочный мешок сердце, да еще придавил своей тяжестью селезенку. Пахан на зоне ведет себя не столь вызывающе и нагло. Последним блюдом, который заказал Кабанов (шел уже пятый час утра), был монастырский гювеч, но съедено было только две ложки. Сдвинув горшочек на край стола, Кабанов сделал глубокий вздох и сказал сам себе: «Всё. Я больше не могу. Сейчас лопну!»
Но ему все равно чего-то хотелось, и это неутоленное желание, призрачное, как утренний туман, было мучительным. Тем более мучительным, что Кабанов располагал приличной суммой денег, шальных и легких денег, на которые можно было купить всё что угодно. Проблема состояла только в том, что Кабанов не мог определить, чего ему еще хочется, и как сделать так, чтобы чего-нибудь захотеть.
Он был несчастлив. У него все было плохо. Мир, который еще недавно сверкал огнями, гремел музыкой, который нес в себе ошеломительное количество удовольствий, вдруг потускнел, заглох, посерел, стал плоским и холодным. Это случилось примерно полгода назад. Дождливым ранним утром. Кабанов проснулся, посмотрел на спящую рядом Олечку и совершенно внятно почувствовал, что чего-то лишился, чего-то крайне важного. Он рывком сел в кровати, стал тереть глаза – ему показалось, что он стал дальтоником. Потом сдернул с себя одеяло, проверяя, все ли тело в наличии. Ему стало так страшно, что накатила горячая волна, и он почувствовал приближение паники.
Через час он уже был в кабинете психотерапевта Евгения. Молодой мужчина с бородкой сидел напротив, сложив на груди руки кренделем и молча слушал торопливую речь Кабанова. Иногда он кивал, и глаза его были грустные и умные.
«Я вас понимаю, – сказал он, когда Кабанов закончил рассказывать про смертельную тоску, беспросвет, тошноту и слабость. – А что вы хотите от меня? Какой бы результат вас удовлетворил?»
Кабанов вытаращил глаза на врача. Он что, издевается?
«Что значит какой?! Я хочу, чтобы все было, как раньше! Чтобы я просыпался и радовался предстоящему дню! Чтобы радовался жене! Чтобы снова покупал классные вещи! Чтобы наслаждался едой и женщинами! Чтобы тащился от своей тачки, от своей квартиры, от своего смартфона! Чтобы снова стал счастливым!»
Грустный Евгений кивал.
«Вот вам моя визитка, – сказал он. – Завтра жду вас у себя в это же время. Нам с вами предстоит большая работа…»
Каждый день в течение нескольких месяцев Кабанов ходил к психотерапевту Евгению. Каждый день рассказывал ему, как ему все осточертело, как его бесят сотрудники, какая тоска кругом и уныние, какое все кругом скучное, кондовое и тупое, как ему надоела жена…
Евгений смотрел на фотографию кабановой жены, кивал, говорил, что она очень красивая, хмурился, давал новые направления на анализы, а когда получал результаты, вздыхал и говорил, что Кабанов здоров, и лечить надо отношение к жизни, а не тело.
Кабанов орал, хлопал дверью, называл Евгения шарлатаном, но через несколько дней снова приходил и, присмиревший, послушно записывал под диктовку упражнения для аутотренинга, рваным кривым почерком выводил фразы «видеть красоту мира… уникальность… вспоминать время юности… первое свидание… первый секс…»
Кабанов заглядывал в эту тетрадку, когда оставался один в кабинете, когда после работы садился в машину, перелистывал странички туда-сюда, отшвыривал тетрадь в сторону и, срывая раздражение на педали газа, мчался в ресторан или ночной клуб. «Посмотри, как прекрасен закат! Какое бездонное, глубокое небо над нами, просто охренеть! Шею свернуть можно, рассматривая это гребанное небо!»
Он останавливался под фонарями, опускал боковое стекло, и тотчас в проеме появлялось лицо с ярким макияжем.
«Привет! – говорила путана, показывая кончик языка. – Отдохнем вместе?»
«Какие у людей глаза! – повторял в уме свою мантру Кабанов. – Ведь каждый человек – тайна, Вселенная, наполненная прошлым и будущим, помыслами, мечтами… Мозги вывернешь наизнанку, разгадывая эти тайны, блин!»
«Что предлагаешь?» – едва разжимая зубы, процедил Кабанов, глядя на светящуюся приборную панель.
«Я все могу…»
«Было!» – перебил Кабанов.
«Можно еще одну девочку прихватить с собой…»
«А нафига??!!»
«Можем втроем… Даже впятером, на колени ее посадим…»
«Было!! И какой это к черту будет для меня отдых?!!»
«Негритяночку…»
«Ску-ко-та!!!!»
«Может, мальчика?»
«Удивила!!! Было, было всё!!!»
«Тогда пошел в жопу, козёл!»
Он кричал и плакал, давил на газ, машина мчалась по двойной сплошной. И тогда он снова звонил Евгению, просил принять немедленно, потому что совсем приперло, потому что вообще уже жить не хочется. И Евгений понимал, соглашался, спрашивал у Кабанова его домашний адрес и обещал быть очень скоро. А дома напряженное лицо Ольги, психотерапевт, тщательно моющий руки в умывальнике, закрытые двери, два стула, стоящие друг против друга.
«Я не пойму, зачем я работаю, – стонал Кабанов, оттягивая ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха. – Я дохрена зарабатываю, но ничего не могу купить, понимаешь? Ни-че-го! Деньги есть, товара нет… А я ведь еще молодой, богатый, я хочу быть счастливым!»
Евгений что-то писал на листочке.
«Сходи в аптеку, купи это. Попробуем. Должен быть результат. Это новейшее лекарство…»
Проходили месяцы, менялись лекарства, но Кабанову лучше не становилось. Евгений сочувствующе кивал, менял схемы лечения и диктовал новые фразы для аутотренинга.
Скукота. Скукота, тоска и беспросвет.
… Кабанов спустился в большой игровой зал, выгреб из кармана оставшиеся фишки, небрежно кинул их на зеленое поле, словно пивные пробки в мусор. Никого он своей игрой не удивил, потому как все смотрели на двух китаянок, которые уже несколько часов подряд то выигрывали, то проигрывали у рулетки, и поединок их был захватывающим и динамичным.
Страдая от недостатка воздуха в стесненных легких, Кабанов поманил к себе юношу в малиновом жилете с подносом в руках, выбрал похожий на шахматную ладью бокал с коньяком, сделал глоток, но коньяк добрался только до начала пищевода и там безнадежно застрял.
Как обидно, что у человека такой маленький желудок! Кабанов, скорчив гримасу, поставил бокал на поднос и посмотрел по сторонам, чтобы найти куда сплюнуть. У него столько денег! Ему хочется потратить их! Но на что? Ночь подходит к концу, и скоро снова придется ехать домой. А там хоть и красивая, но опостылевшая жена, которая любит выворачивать его карманы. Вот она – счастливый человек. Она знает, на что потратить деньги. Она без запинки может перечислить два десятка расходных статей: ей нужны две дюжины сеансов в солярий, столько же в сауну, к визажисту, к стоматологу, к пластическому хирургу, к модельеру, на массаж, на пирсинг, а также Аурус Сенат ей пригляделся в автосалоне, и мебель от Милано дизайн надо покупать в первую гостиную, и надо материально помочь мамочке, и… и… и в том же духе долго и бесконечно. Какая тоска!
