***
Шкурой медведя меня обнимают волны,
Бурые,
Серые кое-где, как небо,
Крутящееся над головой.
Песок, мешаясь с водой, истачивает тело,
А может, и заменяет его.
И сыплются временем руки,
Утончаются до безвремения
И бестелесности.
В самую сердцевину себя тащит море,
В самую глубину безвестности,
Где будет ещё безвременнее
И тем —
Покойнее.
Самое сладкое – становиться частью пространства,
Которое бесконечно,
Которое не ограничивается скалами.
Скалами, что разбивают волны и человечков,
Когда не хотят тебя в своей сердцевине
Бурые до черноты неба
Глубины.
***
Ты берёшь моё неуклюжее сердце,
Что бьётся неравномерным плеском твоим,
И вставляешь витражные блики
С самых высоких волн.
Самые тонкие стёкла,
Наделяющие прозрачностью всё,
К чему прикасаются.
И разрешаешь смотреть через них,
Пока столкновения световых частиц
Не разорвут
Песчиночного моего грудного зверька,
Заставляя становиться алмазным
Или зажмуриться
Навсегда.
***
В песке растворилась волна,
Оставила солнца соцветия.
В плечах распустилась тесьма
И нитями тысячелетия
Потекла по рукам к ладоням,
Наполняя их сухость словом,
Собралась на мизинцах сонмом.
Надо петь – волны станут солью,
Если их не наполнить тоном,
Из глубинного извлечённым.
Наполняй меня, море, морем.
Я расширюсь. И если лопну —
Ты останешься на дороге,
Растворять мои стопы.
***
Эти камни они называют «черномарины»
По имени моря.
Смешиваются черномарины тигровой шкурой
С галькой яшмового пляжа,
С проблесками малахита
И неценных пород.
Разноцветные камни судилища
С не чёрно-белой правдой.
Говорят, эта местность пришлась по нраву Одиссею,
Позднее здесь проповедовал апостол Андрей.
Пять лет назад я здесь рыбачила.
Сейчас на этом пляже собираю десяток камней,
Чтобы взять с собой.
По пути камни утрачивают значения,
И домой я привожу лишь половину.
***
Ночной запах сосновой смолы, глины.
Вечером шёл дождь:
Лицо побережья блестит им до сих пор.
Море чернеет,
Искры пламени контрастируют на горизонте
Со звёздами,
В которых
Лучи солнца качаются на полумесяце.
Если с пирса опустить руку в воду —
Можно качнуть месяц
Как колыбель.
Качнёшь —
И обнаруживаешь,
Что качаешь не месяц, а – себя.
***
Медуза электрическим током —
К сердцу моему подключается.
Замирают конечности
Распятием
Звезды на камне.
Кружит клювастая птица
над поверхностью.
Она не выклюет печень у того,
У кого её нет.
Можно не бояться
Судьбы Прометеевой.
И Иисусовой.
Но это и хуже.
Закончить беспозвоночным чудовищнее,
Потому что нет шансов
на милость Геракла,
На воскрешение
В прекрасном мире,
В сотворении которого не принимаешь участия.
Сердце набралось кровью
и сделало первый удар.
Удаляется от меня
существо-проводник.
Сон-путешествие завершилось.
Началось путешествие вне сна.
***
Обнажённые корни дерева на скале
Оголёнными нервами в руках
Цепляются за твердь.
Древесная кора слезает кожей с ладоней.
Струится алое солнце по току смолы.
Шумит море в ушах
Горного побережья —
В гроте под деревом.
Во чреве грота кристаллы зубами скалы
Скалятся
И пережёвывают волны,
Стирающие их.
Непобедимые и непобеждённые существа
Богами передо мной
Совершают единственно верные телодвижения —
Живут неистово.
***
Свешиваюсь с перил катера:
Волны закручиваются рукавами галактики,
Блики уходят в глубину двоичной спиралью.
Море поглощает молчание пассажиров
И создаёт песнь.
Кажется, ровно до этого мига
У меня не было ушей,
И сейчас наконец могу слышать.
Трётся о волны ветер
И рассыпается по металлу
Над ватерлинией катера,
Подгармоникой вторит басовым нотам глубины.
Сколько под бортом?
Метров сто?
Достаточно, чтобы размозжить голову ныряльщику.
Волнующие сто метров глубины
Поют колыбельную и укачивают, как младенца:
Несётся катер над пропастью,
Удерживая меня своими бортами.
В этом ли не отсутствие времени
И вечная юность?
Двоичной спиралью закручиваются волны,
Обновляя мой код.
***
Спелые яблоки выпадут из глазниц,
Пальцы спутанными волосами
Поломают ногти,
И чрево не будет хотеть ничего
В своей пустоте,
Вот тогда
Ты придёшь.
И я подумаю, что восходит солнце.
Над отшумевшим морем
Не ставит свечей даже сострадательная луна.
Ибо не море то, что может отшуметь.
И не восходит солнце над тем морем,
Которое расплескало волны и высохло
Или ледяной стружкой окаменело
Как памятник самому себе.
Ты придёшь,
Потому что пустые глазницы
Расцветают ресницами.
Спустя тысячи урожаев яблок,
Что отягощают до треска хребет,
Я узнаю в тебе восходящее солнце.
И твой свет
Смешается с волнами моря.
***
Бушует море, кусает волнами ноги.
Царапает поднятыми со дна растениями и камнями.
Чёрное-чёрное,
Мутное, как сознание полуночника.
Однажды мне довелось вернуться домой,
Где лопнул аквариум.
Разверзлось пространство,
И посыпалась вода и камни:
Высыпались черномарины слизнями,
Растеклась кровью яшма
По полу.
Рыбы, переживая конец своей вселенной,
Едва не начали говорить.
Море сегодня похоже на то самое возвращение домой:
Посыпавшаяся вселенная,
Бликующие кристаллы которой расползаются
Яшмой-кровью у ног.
Сердце раскалывается стеклом вселенной,
Выведенной из равновесия,
И
Продолжает работу в штатном режиме.
Ибо вселенным не должен приходить конец.
***
Цвет моря оказался вопросом внутреннего счастья,
Всех моментов работы,
Проделанной множеством волн
Приливов и отливов
Сил.
Не важно, насколько сух этот голос
И сколько не способен осилить октав.
Не важно, сколько изломов в звуковых волнах
Этого голоса —
Он приносит красоту в этот мир,
Он заставляет чувствовать все измерения,
Которые, позабытые, вибрируют в людях
В этот момент
И отвечают волнами,
Проникающими в этот мир
В виде обычных слёз.
***
Кружатся чайки,
Прикормленные креветками
(Остались после рыбалки).
Кричат.
Звенит в голове сосуд:
Наполнился голосами.
Поднимается волна,
Надвигаются тучи,
Идут от горизонта сюда.
Ветер уносит птиц.
Одна чайка вернулась,
Чумная, орёт о шторме:
«Скоро начнётся буря,
Надо уйти».
Это самая смелая чайка поёт над штормом.
Наполняет сосуд моей головы
И уводит от бури,
Как никогда не уводят от бед крики.
***
Пена морская в руки мне падала
Вечностью лета, всё отдавало мне
Буйное-буйное море,
Било волною,
Ласкало волною.
Но в темноте я вою,
Вдали, в мире бесцветном, зимнем.
Ах, забери!
Забери меня, море,
Запечатлённое в фотографиях.
Я ничего не вижу и не хочу
Здесь.
Только желание о тебе осталось.
Удовольствие и страдание,
Чувств коктейль без названия.
Мо-оре,
Имя твоё произношу.
И гужу, и гужу, и гужу
Твоим голосом,
Заполняющим от желудка до горла.
Непререкаемая истина
Катится по стеклу тела —
Блёклое крошево
Без тебя.
Прими мою малость, голос,
Отталкивающийся от стен квартиры.
Какая же правильность здесь?
В забывании истин
И вспоминании оных
В дому,
Где одомашненный и бездомный
Питомец твой.
Твоя жалкая паства,
Которой прощаешь жалость к себе.
