Александр Бондаренко
«Огненный НШ»
22 июня 1941 года на митинге в Военной академии имени Фрунзе выступал председатель ЦК Компартии Германии Вильгельм Пик, соратник легендарного Эрнста Тельмана. Но слушатели академии встретили его, мягко говоря, прохладно, и аплодисментов не было… После митинга все они – боевые командиры, прошедшие Карельский перешеек, Дальний Восток, Испанию, – подали рапорта, чтобы воевать с Германией. Уезжали на фронт почти сразу. А вот майора Семена Лавровича Спиридонова ожидала иная судьба: спустя пять дней он был назначен начальником штаба 250-го зенитного артиллерийского полка, входившего в состав 1-го корпуса Московской зоны противовоздушной обороны.
Многим еще казалось, что война далеко и враг до Москвы не долетит, однако столица укреплялась самым серьезным образом. В состав 250-го полка входили пять дивизионов по пять батарей среднего калибра – всего сто орудий, дивизион малого калибра, прожекторный батальон… Таких полков под Москвой было семь. Шесть прикрывали основные направления – западное, северо-западное, восточное, а один расположился непосредственно в городе. В Москве также было два зенитно-пулеметных полка, два полка аэростатов заграждения. Еще существовала система ВНОС – воздушного наблюдения, оповещения и связи – сотни постов, разбросанных до самой Вязьмы и даже дальше… На внешнем поясе обороны стояли полки 6-го истребительного корпуса – порядка шестисот истребителей.
250-й полк охранял восточное направление – Иваново, Реутово, Гольяново…
Попытка первого налета на Москву была предпринята уже в ночь на 22 июля. Противник шел тремя эшелонами. Сначала его встретила истребительная авиация, потом поставила заслон зенитная артиллерия. Было подбито около тридцати самолетов. Несколько бомбардировщиков оказались в зоне ответственности 250-го полка и были обстреляны. В ту ночь майор Спиридонов находился на КП, управлял боем, организовывал взаимодействие.
Затем интенсивность налетов стала возрастать с каждым днем. Противник менял тактику действий – направление подлета, высоту. Семену Лавровичу приходилось постоянно заниматься расчетами и перерасчетами, чтобы бомбардировщики всегда были встречены огнем.
О появлении противника докладывали посты ВНОС, они выдавали все данные. Потом, когда самолеты появлялись, расчет делался по ПУАЗО – прибору управления зенитно-артиллерийским огнем, и тогда стреляли уже по целям. Самолет находился в зоне досягаемости зенитного огня минут десять – двенадцать, нужно было успеть провести все расчеты и манипуляции с орудием и техникой… Ведь в ПВО одной отваги мало – нужна еще и математика. Необходима также основательная физическая закалка: снаряд весил 16 килограммов.
Ночью, когда приближающегося противника не было видно, «ставили стенку» – непрерывный заградительный огонь. Для этого начштаба должен был заранее произвести расчеты, передать их на батареи, определить точки открытия огня по соответствующей команде. «Стенка» – это фактически непроходимо. Одновременно стреляют до двадцати пяти, а то и больше батарей. Каждое орудие производит выстрел через две-три минуты, а бывает, что и ежеминутно.
Но как бы ни были хорошо подготовлены зенитчики, учиться приходилось постоянно – особенно во время первых налетов. Было однажды, что днем над Москвой на высоте 16 километров появился разведчик, «Юнкерс». Возможность стрельбы зенитной артиллерии – 10 километров. Однако со всех сторон был открыт огонь!
Спиридонов тогда как раз оказался на одной из батарей:
– Посмотрите в прибор! – заорал он. – Какая высота? Чего же вы лупите?! Прекратить огонь!
Батарея умолкла, но самолет продолжал ходить кругами в недостижимой высоте, и по нему стреляла вся Москва. Этот обстрел стоил зенитчикам нескольких тысяч снарядов…
Потом бои стали непрерывными, потому как налеты происходили каждый день. Но преодолеть противовоздушную оборону Москвы немцам фактически не удавалось – прорывались только единичные машины. Максимально, кажется, одновременно прошли пять бомбардировщиков – и один из них был сбит прямо над центром, упал на Свердловской площади. Бомбили в основном окраины – лишь бы сбросить груз. Хотя одна бомба угодила в Вахтанговский театр, другая – точнехонько в здание ЦК ВКП(б) на Старой площади. Но и эти бомбы не принесли особого вреда.
После 30 сентября воздушные налеты на Москву начались со всех направлений, и тревога ежедневно объявлялась по пять-шесть раз. Пушки раскалялись до такой степени, что солдаты окунали шинели в воду и накрывали ими стволы для охлаждения – иначе снаряд мог разорваться прямо в канале или «казеннике».
