Виссарион Белинский - Москве благотворительной. Ф. Глинки

Москве благотворительной. Ф. Глинки
Название: Москве благотворительной. Ф. Глинки
Автор:
Жанры: Критика | Литература 19 века
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Москве благотворительной. Ф. Глинки"

«Странное дело, как иногда малые причины рождают великие следствия, а великие причины иногда не производят никаких следствий! Иная книга и велика (то есть форматом и числом страниц), а сказать о ней нечего; иная всего две странички, как вот это стихотворение г. Ф. Глинки к «Москве благотворительной», а о нем, кажется, сколько ни говори, все не наговоришься вдоволь…»

Бесплатно читать онлайн Москве благотворительной. Ф. Глинки


Странное дело, как иногда малые причины рождают великие следствия, а великие причины иногда не производят никаких следствий! Иная книга и велика (то есть форматом и числом страниц), а сказать о ней нечего; иная всего две странички, как вот это стихотворение г. Ф. Глинки к «Москве благотворительной», а о нем, кажется, сколько ни говори, все не наговоришься вдоволь. И страннее всего, что по поводу этого стихотворения решительно нечего сказать о поэзии, потому что оно, то есть это стихотворение, относится не столько к области поэзии, сколько к другой, более почтенной сфере жизни, именно к «нравственности»: вот почему о нем, то есть о стихотворении г. Ф. Глинки, можно написать хоть целую книгу.

Г-н Глинка почетное лицо в нашей литературе, – то, что называется известностию, славою, авторитетом. К этому особенно способствовало его долговременное и усердное служение музам. Начиная с двадцатых годов текущего столетия, вы не найдете ни одного журнала, ни одного альманаха, в котором бы не встретилось имя г. Глинки. Много сочинений, в стихах и прозе, разбросано г. Глинкою по всем без исключения периодическим изданиям. Те и другие совершенно равного достоинства: проза всегда гладка, стихи часто гладки, а иногда в них даже мелькали искорки чувства и поэзии. Но особенность их заключается в том, что общий их недостаток составляет вместе и их общее достоинство: все они монотонны, все на один лад, все поют (у г. Глинки и проза поет, как стихи) на один голос о чем-то, где-то, когда-то, куда-то; но это, повторяем, и составляет их высокое достоинство, ибо достоянное убеждение в одних и тех же (и притом высоких) истинах, хотя и высказываемых всегда одними и теми же словами и фразами, – такое постоянное убеждение, не изменяющееся, не движущееся ни вперед, ни назад, всегда почтенно. Итак, г. Глинка стяжал себе двойную славу, сперва как поэт, потом как поэт нравственный. Но первая слава продолжалась недолго: со времени появления Пушкина тайна версификации была разгадана, и поэтов на Руси явилось столько, что Ф. Н. Глинка совершенно потерялся в их густой толпе. Однако ж он резко выдвигался вперед из этой многочисленной дружины тем, что неизменно пел одно и то же, пел одними и теми же словами. Наконец и это начало надоедать; на стихи Ф. Н. Глинки начали появляться нападки, и вот уже давно для русских журналов и альманахов имя Ф. Н. Глинки получило цену мимо его стихов. В этом отношении к Ф. Н. Глинке можно применить слова пушкинского «Современника» о г. Грече: «Г-н Греч давно уже сделался почетным и необходимым редактором всякого предпринимаемого периодического издания: так обыкновенно почтенного пожилого человека приглашают в посаженые отцы на все свадьбы» («Современник», 1836, т. I, стр. 195)[1]. Этим бы, кажется, и суждено было продолжиться и кончиться мирному литературному поприщу Ф. Н. Глинки: его стихов никто бы не читал, но все бы печатали: он воспевал бы себе, в особых брошюрках, благотворительные обеды и другие торжественные случаи, и вообще, с честию для себя и пользою для поэзии, никого не обижая, ни в ком не возбуждая зависти, продолжал бы, вместе с другим почтенным ветераном нашей литературы, князем Шаликовым, быть присяжным, неизменным поэтом «Москвы благотворительной и хлебосольной», – как вдруг, к удивлению всего читающего мира, ему вздумалось изменить своему призванию и пуститься – страшно сказать! – в полемику… Верный официальности, он тиснул в официальной газете нечто вроде буллы, гремящей анафемою против каких-то журналов, будто бы открыто, без маски проповедующих безнравственность. Мы сначала подумали, что почтенный певец «Москвы благотворительной» намекает на какие-нибудь иностранные журналы, не почитая даже возможным предполагать существование подобных изданий на святой Руси; «Отечественные записки» так, вскользь, упомянули о странной и неуместной выходке благонамеренного поэта «Москвы хлебосольной», кстати посмеявшись над тем, что пекоторые моралисты, не понимающие поэзии, называют нравственностию в поэзии. Известно, какую сильную, благородную и приличную выходку навлекли на себя «Отечественные записки» со стороны единственного теперь московского журнала[2]. В этой же книжке «Отечественных записок» читатели найдут и скромный ответ на удалую выходку москвича[3]. Итак, об этом нечего больше говорить – до новой выходки того же журнала; но мы почитаем здесь кстати сказать не много, но определительно о том, как понимают «Отечественные записки» нравственность и ее отношения к поэзии, чтоб однажды навсегда отстранить от себя благонамеренные возражения и жалобы «нравственных» журналов[4].

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru


С этой книгой читают
«В то время как какие-нибудь два стихотворения, помещенные в первых двух книжках «Отечественных записок» 1839 года, возбудили к Лермонтову столько интереса со стороны публики, утвердили за ним имя поэта с большими надеждами, Лермонтов вдруг является с повестью «Бэла», написанною в прозе. Это тем приятнее удивило всех, что еще более обнаружило силу молодого таланта и показало его разнообразие и многосторонность. В повести Лермонтов явился таким же
«…С 1823 года начала ходить по рукам публики рукописная комедия Грибоедова «Горе от ума». Она наделала ужасного шума, всех удивила, возбудила негодование и ненависть во всех, занимавшихся литературою ex officio, и во всем старом поколении; только немногие, из молодого поколения и не принадлежавшие к записным литераторам и ни к какой литературной партии, были восхищены ею. Десять лет ходила она по рукам, распавшись на тысячи списков: публика выучи
«…Искусство есть представление явлений мировой жизни; эта жизнь проявляется не в одном человечестве, но и в природе; посему и явления природы могут быть предметом романа. Но среди ее картин должен непременно занимать какое-нибудь место человек. Высочайший образец в сем случае Купер, его безбрежные, безмолвные и величественные степи, леса, озера и реки Америки исполнены дыхания жизни; его дикие, в соприкосновении с белыми, дивно гармонируют с этою
«…Теперь появилась особенная брошюрка, под названием: «О Борисе Годунове, сочинении Александра Пушкина. Разговор». «Что ж это такое?» – спросят читатели. Это, милостивые государи, одно из тех знаменитых творений, которыми наводняют нашу литературу г. Орлов и ему подобные. Какой-то помещик Петр Алексеевич, проезжающий из Москвы чрез уездный городок, завел разговор о «Борисе Годунове» с каким-то знакомым ему вольнопрактикующим учителем российской с
Этот отзыв Белинского о поэме противостоял явно критическим оценкам ее в ряде других журналов. Ср. также оценку поэмы «Разговор» как «прекрасного произведения» в рецензии на ч. II «Физиологии Петербурга». Более критическим был отзыв Белинского уже в статье «Русская литература в 1845 году». Там отмечались «удивительные стихи», которыми написана поэма, насыщенность ее мыслью, однако указывалось на «слишком» заметное влияние Лермонтова. Сравнивая «Р
«…Но довольно выписок: из них и так видно, что герои романа г. Машкова так же пухлы, надуты, бесцветны, безобразны, как и его слог. Рассказывать содержание романа мы не будем: это путаница самых неестественных, невозможных и нелепых приключений, которые оканчиваются кроваво. Поговорим лучше о слоге г. Машкова, образцы которого мы представили читателям; это слог особенный…»
«…Карамзин в своих стихах был только стихотворцем, хотя и даровитым, но не поэтом; так точно и в повестях Карамзин был только беллетристом, хотя и даровитым, а не художником, – тогда как Гоголь в своих повестях – художник, да еще и великий. Какое же тут сравнение?…»
«Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, р
Перед Вами статья из особого сборника, в котором есть сведения не только о самых богатых людях современности, но и тех, кто явился «основоположниками» данной категории населения, – исторические личности, основатели крупнейших богатейших компаний и т. д Этот цикл статей посвящен создателям всемирно известных брендов, самыми богатыми людям в своих узких кругах, например – спортсмены, актеры, политики. И, конечно же, в этом списке нашли свое место р
Перед Вами статья из особого сборника, в котором есть сведения не только о самых богатых людях современности, но и тех, кто явился «основоположниками» данной категории населения, – исторические личности, основатели крупнейших богатейших компаний и т. д Этот цикл статей посвящен создателям всемирно известных брендов, самыми богатыми людям в своих узких кругах, например – спортсмены, актеры, политики. И, конечно же, в этом списке нашли свое место р
Эта книга о тебе, обо мне, о них.Кто они такие?Такие же, как мы с тобой: веселые и грустные, счастливые и не очень, замужние и абсолютные одиночки, с красивыми татуировками и уродливыми шрамами, рискованные, отчаянные, запутавшиеся, но бесконечно влюбленные в эту жизнь!Веселая проза и чувственные стихи! Читайте, мечтайте, наслаждайтесь – яркая подборка поэзии и прозы никого не оставит равнодушным.
Комментарии Гаудапады к Мандукья-упанишаде – самое раннее систематическое изложение адвайта-веданты. Гаудапада анализирует основные состояния сознания, рассматривает мир как симуляцию, постулирует доктрину нерождения (аджати-ваду) и иллюзорность креационистских концепций. Это произведение, традиционно считающееся основой философии недвойственности и ключевым текстом адвайты, особенно актуально в наше время, когда формируются новые подходы к поним