Любовь – это бред, Где да значит нет. Дыши и думай через нос, Целуй мой пистолет. И если я смогу, то не усну…
Глеб Самойлов.
Я убил свою мать кипятильником.
Эту прибаутку приходится рассказывать каждому, кто вздумал подружиться со мной. Скромное заявление безотказно действует на людей – они крутят пальцем у виска и пропадают с горизонта. Болваны даже не догадываются, что тем самым я спасаю им жизнь.
В свои семнадцать я добился полного презрения со стороны общества и с гордостью ношу повешенные им ярлыки:
СОЦИОПАТ.
ОДИНОЧКА.
САДИСТ.
МРАЗЬ.
Последний мне вручила мамаша одноклассницы, которую я цинично спустил с лестницы. Девчонка получила перелом ключицы и сотрясение мозга, после чего она пролежала месяц в больнице и пропустила юбилей бабули, на котором та скончалась. Казалось бы, я сделал ей одолжение, ведь не каждый пожелает смотреть на труп с праздничным колпаком на голове, да с кремовыми усами вокруг бездвижного рта, но девчонка решила иначе. Заявление в полицию, жалоба директору, громкий пост на страничке «ВКонтакте» и негодование общественности – все это, собственно, и спровоцировало мое исключение из школы, а ведь до выпуска оставалось жалких полгода.
Впрочем, я был рад расстаться с классом дегенератов, где каждый парень считал себя крутым рэпером или блогером, а вот о занятиях проституцией девчонки трепаться не любили. Каждая из них знала, что нужно быть максимально аккуратной, что если она предложит свои услуги не тому, какой-нибудь предвзятой мрази, например, то рискует быть спущенной с лестницы.
Да, я был рад расстаться с классом дегенератов, но лишь одна мысль о том, что теперь придется заново выстраивать толстую стену, которая отгородит меня от новых одноклассников, невероятно выматывала. Я потратил целых десять лет, чтобы нынешняя стала непробиваемой. Год за годом я складывал ее по кирпичикам, кропотливо промазывал каждый шов, но все рухнуло – завтра меня ждет новая школа.
Я живу в аварийной хрущевке с отцом алкоголиком и не могу отказаться учебы, так как в школе выдают талончики на бесплатную еду, если ты малоимущий или твой отец – алкоголик. Я подхожу сразу по двум пунктам, но талончики от этого не удвоились, что сильно удручает. Одной котлетой сыт не будешь, поэтому после школы я подрабатываю грузчиком на местном рынке, и тем самым могу позволить себе плотный ужин. Безумно жаль, что в школьной столовой не готовят шаверму.
У меня нет друзей. Нет девушки. Нет того, кто мог бы поинтересоваться о моих делах и здоровье. Но у меня есть секрет. О нем знают только те, кто продает мне повод обзавестись этим секретом. Продавцы поводов еще те молчуны, поэтому я не волнуюсь. Но если мой секрет все же узнают, я буду только рад.
Это станет пожизненной гарантией моего неприкосновенного одиночества.
Мне нельзя заводить друга, нельзя заводить товарища и даже хомячка, потому что мое присутствие погубит их. Мне нельзя любить и позволять быть любимым. Мне проще не существовать, ведь я бесполезен для этого мира. От дырявого пакета пользы больше, чем от меня. Даже мой отец, Анатолий Звягин, неосознанно повышает рейтинг алкозависимых в стране, а я ничего не делаю. Я бесполезно прожигаю дни и храню свой маленький секрет.
Завтра меня ждет новая школа, но не новая жизнь. Не изменится ровным счетом ничего: я буду ловить на себе косые взгляды, буду слышать шепот за спиной, буду чувствовать их страх, может быть кого-нибудь побью, и меня снова исключат. Быть может всякое. Но одно знаю точно, что вчера, сегодня и завтра – я буду под секретом.
Последняя неделя перед зимними каникулами – отличное время, чтобы расслабиться и не переживать о четвертных оценках, потому что все внимание учителей упадет на должников и прогульщиков, но все же мне неспокойно.
Пора бы начать пить антидепрессанты, что так хвалит моя мать.
До начала урока еще тридцать минут, а я уже успела разложить принадлежности, поставить число на полях и переписать тему с доски. Приходить в школу значительно раньше остальных меня вынудили мои же одноклассники. Второй в класс зайдет учитель, я буду не одна, а значит они побоятся дать мне пинка для скорости или же кинуть несколько язвительных фразочек в спину.
Так сложилось, что я белая ворона в классе. В попытке остаться незамеченной я привлекаю только большее внимание. Парадокс, но это так. И дело не в детском хобби коллекционировать значки на булавке, отчего мой рюкзак усеян цветными кругляшками с изображениями звезд кино и различными именами, и даже не в привычке улыбаться каждому встречному, пусть он только что толкнул тебя в стену и обозвал плохим словом, а в том, что я не такая.
Вместо того чтобы кичиться новыми часами от «Apple», я лениво вожу ручкой по корочке тетради, погруженная в собственные размышления. Когда мои одноклассники болеют с похмелья после шумной вечеринки, я болею новой книгой и пью успокоительные, когда погибает полюбившийся герой. Их волнуют лишние килограммы и количество лайков на фото. Меня волнует беспокойное море и пурпурный закат, что так не любит задерживаться. Они сидят на правильном питании и мечтают встретить благополучного жениха. Я сутками сижу за компьютером и мечтаю о личном сборнике стихов.
Да, я пишу. Много. Часто. Постоянно. Мне нравится подбирать метафоры, придумывать рифмы, превращать предложения в красивую песню и мысленно засыпать под собственную колыбельную. И все бы ничего, только подобное увлечение не котируются в нынешнее время.
– Что это? Черновик любовных писем? Серьезно?
– Гляньте, наша Варя снова соплей на бумагу напускала!
– Тарасова, будь другом, напиши стишок моей девчонке, якобы от меня, а я попрошу не цеплять тебя недельку.
– Дура, лучше займись своей прической и переоденься. Выглядишь жалко.
Подобные высказывания я слышу через день, стоит мне только открыть свой черновой блокнотик. И пусть на обложке красуется Britney Spears с выколотыми глазами и подрисованной до колен грудью, внутренности моего тайничка давно обросли перламутровыми ромашками и нежными вьюнками.
Там мои мысли. Моя правда. Мои желания. Там вся я. Свободная и открытая.
Стрелка часов встает на восемь, а учительский стол до сих пор пустует. Весьма печально, потому что в кабинет вваливается толпа орущих одноклассников – 11 «Б» всегда отличался животными повадками. Они с грохотом кидают свои сумки на парты, елозят стульями по полу, ругаются матом, а я улыбаюсь. От них пахнет табаком и мятной жвачкой, перегаром и сладким парфюмом, а я все улыбаюсь. Они считают меня тронутой и неприкрыто ненавидят, а я все равно продолжаю улыбаться.
– Всем по местам! – гремит классная, проходя в кабинет. У нее новое платье-рубашка, но старая прическа. Недавно ее бросил муж, поэтому из макияжа на лице женщины только мешки под глазами. – Тишина, одиннадцатый «Б»!
