1
«Сокрушительная боль крепко сжала сразу всё тело, словно гигантская железная пятерня. Тревожное гудение разрывало мозг на части… Голову сдавило тисками… Холодно… Неистово страшно… Яркие вспышки спиралью уходят в бесконечность, и эта спираль властно всасывает меня в опасную неизвестность. Господи, всё… я не могу больше…
Вдруг – слепящий свет! Вмиг стало легко… неописуемо легко. Вдох обжёг лёгкие. Больно в груди, но эта боль ничто! – чувство неистового восторга и облегчения накрыло с головой, мука позади. Боже, это я! Я здесь! Я здесь!»
Звонкий крик младенца раздался в родильном зале.
– Девочка! Маленькая-то какая! Прямо Дюймовочка! – зычно заголосила моложавая акушерка.
Измождённая родами молодая женщина неподвижно лежала на кушетке, отрешённо уставившись в потолок. Бледное лицо её ничего не выражало. Прядь растрёпанных чёрных волос прилипла к бледной щеке.
– Ты жива, мамаша?
– Жива… – еле шевеля сухими губами глухо вымолвила женщина.
– Слава богу, а то лежишь так неподвижно. Девочка у тебя, мать, слышишь?!
– Слышу…
– Нет, ну что за дети пошли?! Не успела родиться, а уже в глаза прямо так пристально смотрит, как будто уже всё понимает! Чудо какое! Как назовёшь-то, красавицу свою?
– Ещё не знаю. Мальчика ждали. Евгением хотела назвать. В честь деда.
– Слышишь, курносая, мать-то тебя не ждала! – обратилась к новорожденной крохе весёлая акушерка.
– Рост – 45 см, вес – 2 кг 550 г. Точное время рождения – 23:55. Слушай, мать, сегодня же последний день февраля – выходит, что наша Дюймовочка родилась за 5 минут до весны!
Девочку, завёрнутую в застиранный казённый плед, уложили под кварцевую лампу.
Мать с любопытством повернула голову в ту сторону, где шумно сопела носиком её новорожденная дочка. Женщине показалось, что глаза малышки и впрямь необычно осмысленно рассматривали источник света.
«Маленькая какая! О чём же ты можешь думать сейчас? Такая серьёзная!», – подумала женщина и снова бессильно откинула голову на кушетку, не веря наступившему облегчению после долгих родовых мук.
2
Через 5 дней Марию Стужину с новорожденной дочкой Евгенией выписывали из родильного дома.
Встречать Машу из роддома приехала её бабушка с букетом белых хризантем.
Растерянная молоденькая акушерка несколько замешкалась, прежде чем протянула свёрток сухощавой пожилой женщине.
– Баба, как же я рада тебя видеть! Я даже не надеялась, что ты приедешь из такой дали! – расчувствовавшись, Мария проронила слезу.
– Машенька, ну, как я могла не приехать в такой день! У меня правнучка родилась! Это же счастье! Жаль Галина не дождалась этого дня. Как бы она была счастлива, бедная моя дочь… А Ванька-то в загуле! Я с поезда сразу к вам приехала – в общежитие! Да так и не достучалась. Соседи ваши жалуются, мол, всю ночь шумели, – музыка, крики, грохот – до утра спать не давали. Я переночевала в гостинице. Да ладно, чёрт с ним! Дай-ка я лучше на мою правнучку взгляну! Где там моя девочка?
– Да ты у меня настоящая красавица! Вся в меня! – задиристо сказала старушка, обращаясь к новорожденной.
Солнышко пригрело по-весеннему приветливо. Сосульки дружно закапали. По подтаявшей скользкой тропинке мелкими вкрадчивыми шагами ступала худенькая старушка со свёртком, перевязанным розовой лентой. Рядом шла невысокая молодая девушка на вид лет восемнадцати в сером пальто и вязаном берете.
– Баб, да ты устала уже! Да ещё скользко так! Дай я понесу сама!
– Послушай, Машенька! Во-первых, вовсе мне не тяжело – своя ноша не тянет! А во-вторых, я ещё, дай Бог, крепко на ножках-то стою! А тебе, милая, 40 дней после родов надо беречь себя как зеницу ока!
Женщины вошли во двор обветшалого двухэтажного дома. Стены здания давно почернели от копоти нескольких пожаров. Мерзкие надписи и рисунки пестрили всюду.
– Баб, осторожно, здесь ступенька сломана, смотри не споткнись! – предупредила Маша. Бабушка, тяжело дыша, с трудом покоряла ступень за ступенью.
Молодая женщина придержала дверь, пропуская вперёд старушку с малышкой, которая уже пару раз тоненько пискнула из свёртка.
Едкий дурман ударил в нос – сырость, плесень, аммиак, испражнения… На сей раз в этот гадкий букет ароматов вплёлся ещё и запах подгоревшей картошки, доносящийся из приоткрытой двери соседей.
– Ой, Машка, приветик! Ну что? С дочкой тебя! А твой-то гуляет! Всех на уши поднял! – затараторила женщина в очках и с немытыми волосами, при этом что-то жуя; она высунула голову из той самой приоткрытой двери, как мышь-полёвка из своей норы, моментально среагировав на чьи-то шаги в коридоре.
– Спасибо, Зин, за поздравление.
Зина быстро стрельнула глазами по сторонам, и юрко занырнула обратно в свою нору.
Шаги женщин гулко удалялись в самую глубь длинного, мрачного коридора, пока их силуэты полностью не растворились во тьме.
Зазвенели ключи, Маша несколько раз ткнула мимо замочной скважины, наконец, замок дважды щёлкнул, и дверь со скрипом распахнулась, а там…
3
В золотых лучах, по искрящейся поляне, усыпанной дивными цветами, бежала девушка. Нет, она не бежала, а парила! Грациозная, воздушная, словно сотканная из света… Гибкий силуэт порхал между громад старых деревьев. Всё вокруг неё словно улыбалось, звенело и любовалось ею.
Вдруг девушка замерла и стала настороженно прислушиваться. А затем внезапным ловким движением, она переместилась к дереву. Присев, красавица полностью скрылась за его узловатым необъятным стволом и затаила дыхание.
Через несколько секунд на поляне появился юноша. Посмотрев по сторонам, он улыбнулся и воскликнул:
– Камиль, я знаю, что ты здесь!
Девушка лишь тихонько хихикнула в кулачок.
– Вот хитрющая! Прекрати меня дурачить! Выходи!
Тут юноша остановился, закрыл глаза, приложив руку к груди и замер так на мгновение. И вот его сосредоточенное выражение лица сменилось хитрой улыбкой. Он решительно зашагал к тому самому дереву, за которым притаилась девушка. Когда он очутился в шаге от неё, она ловко увернулась, зазвенев весёлым хохотом.
– От меня не убежишь! – Мгновенно юноша настиг озорную беглянку, подхватил на руки и закружил. Лёгкие локоны её пышных волос разлетелись по воздуху золотым водопадом. Шёлк длинного подола, заструился зелёными волнами по ветру.
Они сидели на изумрудной траве друг напротив друга. Он всё время держал в руках её тонкие ладони. Его лицо, обращённое к ней, стало задумчиво-серьёзным, глаза смотрели из глубины в глубину.
– Камиль, скажи, ты помнишь наш разговор о душах, обручённых Вечностью?
– Канечно, Дарий, я часто об этом думаю.
– Я много думал, после того разговора. Понимаешь, я хочу, чтобы всё осталось не только на словах… Поэтому я много работал над его созданием. У меня есть для тебя подарок.
