Прозвали меня в нашей деревушке «Вовка – морковка», а некоторые ребята, чтобы сильнее подразнить меня, громко добавляли еще: «…и красный арбуз». Вот и получалась обидная для меня кличка: «Вовка – морковка, красный арбуз». Не мальчуган, а фрукт какой – то. Хотя и было мне по возрасту восемь лет, и в школе отличался хорошей учебой, и учительница всегда ставила меня в пример, но с друзьями у меня как – то не ладилось. Чуть – что, сразу «Вовка —морковка…».
Вот и грустил я, друзей не имел, и все свободное время проводил в своем дворике. То дрова рубил, то молоко в масло сбивал… Словом, или я находил работу, или она меня. Просил папу хотя бы собаку мне подарить, как – то веселей было бы, но отец только хитро посматривал искоса и отмалчивался.
Был у папы с мамой свой домик с печкой, огород рядом, а во дворе, огороженным забором со старыми в трещинах досками, какая только живность не водилась
Здесь и два розовощеких поросенка, и с толстыми боками корова Маша, и нежная телочка Соня, и важные гуси, не спеша ковыляющие на своих коротких ножках, да еще неприступные драчливые индюки, которых я боялся как черт креста.
Ну и, конечно, куры. Каких только цветов: и серые с темными пятнышками, и черные с белесыми нитками, и коричнево – желтые, и белые, и даже огненно – красные. От этой пестроты у меня в глазах порой зайчики бегали.
А как только я выходил во двор с ведерком зерна, то казалось целый оркестр во двор заглянул. Галдеж куры поднимали такой, что собаки в соседних дворах пугливо поджимали хвосты и исчезали, на всякий случай (береженого бог бережет), в своих перекошенных будках. Бежали куры стремительно, будто в гоночных бегах участвовали, тесня друг друга, наступая на ноги, сбивая кого – то на землю, подминая. Пыль клубилась, как дым из хорошей печки.
Я заблаговременно опрокидовал этой голодной ораве ведро с пшеном и пулей взлетал на самую высокую ступень крыльца – я хорошо запомнил, как однажды попутно вместе с зерном куры начали клевать пальцы моих босых ног. Словно крупный град пробарабанил по ногам, остались от такого нерадивого поведения кур шрамы на пальцах.
Вот и на этот раз, в солнечный летний день, я стоял на крыльце и наблюдал, как полчища ненасытных кур выбирали своими крепкими клювами последние зерна из земли.
Как вдруг раздался звон щеколды, открылась с дребезжанием и скрипом несмазанных петель калитка и во двор вбежала собака. Невысокого роста такая, с короткой черной шерстью, местами облезлой, с кривыми короткими лапами. Словом, так себе. Среди других собак я бы не выделил ее – красотой не блистала, это уж точно.
Но какой был веселый этот пес! Светились радостью черные глаза, смешно свисал набок длинный розовый язык, а куцый, совсем голый хвост крутился, правда – правда, как юла.
Остановился пес, так что лапы уперлись в землю. Замер, словно уперся в стену, а потом неожиданно улыбнулся во всю собачью пасть. Улыбка словно говорила, как хорошо собаке, как нравится ей мой двор. Ее задорное, смеющееся лицо было направлено ко мне. Именно мне она говорила, как рада встрече.
Я видел деревенских собак только издалека, они мне казались всегда ворчливыми и грозными, а этот пес улыбался. Да еще как! Он будто бы весь светился, так радовала его встреча с невысоким мальчуганом, замершим от удивления на крыльце. А когда он во всю ширину растянул свою пасть, показав все свои крепкие зубы, да вслед так быстро завилял хвостом, да так отчаянно, что перепуганные таким чудовищем, как им показалось, куры врассыпную, с сердитым кудахтаньем, смешавшись с обалдевшими гусями, вмиг исчезли с моих глаз.
– Вот тебе и подарок, сынок: теперь этот пес твой, как ты и просил, – голос отца, показавшегося в калитке, словно приободрил пса.
Не успел я и сообразить, а пес, повиливая хвостом и улыбаясь, уже взлетел на ступеньки, с радостью подбежал ко мне, поднялся на задние лапы и начал облизовать мое лицо своим шершавым теплым языком. Его веселые глаза смотрели на меня, словно он подтверждал, что я его хозяин, что он хочет от души этому порадоваться. Его передние лапы острыми когтями царапали мне грудь, а задние топтались на моих босых ногах.
Но я не чувствовал боли, радость переполняла меня – это мой пес! Он такой живой и по – детски смешной и озорной. А пес с благодарностью, что я искренно рад ему, слизывал с моих щек капельки соленого пота, а может быть, это были слезинки радости.
– Ты моя собака! – закричал я от восторга. – Ты мой настоящий друг!
Наверное, в жизни я еще не произносил слова с такой значительностью, что даже отец поднял руку в знак восхищения.
– Ну как, дружище, назвать тебя? – произнес я вслух. Пес словно понял меня, поднял уши торчком и внимательно посмотрел мне в глаза, словно говоря:
– Это ты вовремя говоришь, мой мальчик! Мне, как и любому существу на свете, хочется, чтобы ко мне обращались по имени.
В голове у меня все так перепуталось, что я уже и не мог долго думать, поэтому сказал имя, которое первое пришло на ум. Видимо, серо – голубой оттенок шерсти вытолкнул из меня это слово.
Но я не просто назвал имя, я дал псу понять, что хозяина надо понимать и слушаться, а то будет разброд между нами:
– Ко мне, Дымок. Рядом. К ноге.
И пес послушно опустился передними лапами на ступеньки. Так и застыл – подогнутые задние лапы и выпрямленные передние. Словно мои команды были для него обычным делом, он слушался меня долгую собачью жизнь
Папа поднялся по ступеням, улыбнулся, как я понял, и мне и моему четвероногому другу, в его глазах светилось удовольствие:
– Ты рад этому псу? – спросил он добродушно меня. – И как ты назвал его?
– Дымок!
– Что ж, легкое и веселое имя, вполне подходит такому жизнерадостному псу. Отнесись к нему как к настоящему другу. Люби его, ухаживай за ним, не обижай. И тогда пес будет предан тебе, делить вместе с тобой и радости и печали.
Дымок понимал наш разговор. Он внимательно переводил свой взгляд то на меня, то на папу. Одобрение читалось в его глазах. Он опять улыбнулся, широко растянул пасть, что не выдержал и громко чихнул. Словно человек. Я и папа, не удержавшись, вместе сказали ему: « Будь здоров!» и, посмотрев друг на друга, разом рассмеялись. А пес Дымок словно подыгрывал нам, вся его физиономия говорила: «Что, хорошо вам со мной, правда? А будет еще смешнее!»
