Королевский дворец Изельгарда бурлил, как большой улей. Тех, кто собрался под старинными сводами, мало заботил шум внешнего мира. Здесь было царство музыки, танцев и пиров, прекрасных дам и отважных рыцарей, поэм и баллад. Война подобралась к границам Изельгарда быстро и неожиданно, но во дворце ничто не выдавало беспокойства. Кривлялись паяцы, высокие гости чинно обедали за королевским столом, чтобы затем восхищаться мастерством маэстро Вильена и его новой музыкой. Впрочем, его величеству Осмонду было не до веселья. Он хмуро взирал на ряды танцующих, и развеять его грусть не могла даже юная королева Милдрит. На все вопросы супруги и младшей сестры Бранды он произнес только одно:
– Аттеус задерживается. Он прибыл в столицу час назад и до сих пор не пришел.
– Наверняка его задержали дела семейные, – попыталась вступиться Бранда за своего любимца. – Старая дейра Аттеус глубоко больна, и сыновний долг…
– Долг Эрвинга – немедленно прибыть сюда! – рявкнул король. – Он не мальчишка, чтобы держаться у матушкиной юбки?
Но в эту самую минуту в дверях наконец появился тот, кого так ждал его величество. Эрвинга Аттеуса не зря называли любимцем судьбы. В свои тридцать он блистательно провел три военные кампании, во главе армии завоевал обширные территории, присоединив к Изельгарду еще две провинции, и, наконец, дослужился до полковника и личного советника короля.
– Дэй Эрвинг Аттеус, – раздался зычный голос герольда.
Казалось, его величество Осмонд едва сдержался, чтобы не подскочить с трона. А к королю с положенными поклонами уже приближался молодой мужчина в черной форме с золотыми пуговицами. Его волосы, такие же черные, как и форма, были стянуты на затылке, открывая смуглое лицо с резковатыми чертами. Черные глаза выдавали в дэе Аттеусе кровь восточных соседей Изельгарда, синтурцев, в то время как коренные изельгардцы всегда отличались светлыми глазами – серыми или голубыми, как у самого короля. Плотно сжатые губы, четко очерченный подбородок – все это считалось в Изельгарде признаком упрямого нрава. И Эрвинг оправдывал народные приметы, решаясь спорить даже с самим королем.
– А, вот и вы, дэй! – Осмонд даже привстал от нетерпения. – Долго же вы ехали к нам.
– Прошу прощения, ваше величество. – Дэй Аттеус склонил голову. – Я спешил, как мог.
– Ладно, бесы с ним, с опозданием. Вы уже слышали последние новости, дэй? Литония пошла на нас войной.
– Этого и следовало ожидать, ваше величество, – со всем почтением ответил Аттеус. – Литонцы забыли нашу мощь, пора бы напомнить.
– А вы и радуетесь? – загрохотал смех короля. – Да, дэй Аттеус, как говорят на севере, кому война, а кому мать родна. Признайтесь, вам скучно, когда никто нигде не воюет.
– Признаю, ваше величество. – Эрвинг обменялся взглядами с принцессой Брандой. – Мне в мирное время не хватает простора.
– Так отправляйтесь на войну. Я сегодняшним указом назначил вас главнокомандующим нашей армией. Покажите литонцам, чего стоят королевские воины, Аттеус. И награда не заставит себя ждать. Утром поезжайте, вас уже ждут. А пока что удовлетворите нетерпение тех, кто ждал вас здесь, во дворце.
Бранда покраснела, а Эрвинг протянул ей руку, приглашая в круг танцующих, раз уж король дал позволение.
– Одержишь победу – отдам тебе сестру, – успел шепнуть король, пока полковник еще не исчез с глаз долой. Теперь можно было надеяться, что Эрвинг из кожи вон вылезет, но прижмет литонцев к ногтю Изельгарда.
Тени метались по стенам спальни в неясном свете ночника. За окнами давно царила ночь, в будуаре принцессы задремала верная служанка, и только здесь никто не собирался спать. Бранда сидела на краю кровати. Ее молочно-белая кожа казалась продолжением лунного света, а белые плечи и вовсе дурманили не слабее вина.
– Завтра ты снова уедешь, – выговаривала она Эрвингу.
– Это не мое желание, Брани, – отвечал тот, не удержавшись и касаясь воздушного светлого локона. – Но его величество прав, литонцы слишком многое себе позволяют.
– Почему ты? Почему всегда ты? – Бранда склонилась ниже и коснулась мягкими губами мужских, жестких, но таких приятных на вкус.
– Это мой долг. – Эрвинг чуть заметно улыбнулся. – Да и что там? Поверь, Литония быстро падет. Я вернусь, и ты станешь моей женой.
– Скорее бы, – тихонько рассмеявшись, прошептала принцесса. – Если бы Осмонд знал, с кем ты проводишь эту ночь, он бы тебя казнил.
– А тебя немедленно выдал замуж, – не остался в долгу Эрвинг.
– Да, за какого-нибудь старого тирана, который не будет выпускать меня за пределы замка. А ты приедешь и похитишь меня.
Эрвинг осторожно стащил плечико сорочки еще ниже и коснулся губами манящей кожи.
– Если так случится… – Он привлек Бранду к себе. – Клянусь, я вернусь, убью твоего мужа и увезу тебя на край света!
– Согласна, – ответила принцесса, не желая ждать дольше. Эрвинг целовал жадно, будто в первый и последний раз. Будто не мог насытиться близостью.
– Тише, тише, – шептала Бранда. – Останутся следы, появятся вопросы.
– К демонам вопросы! – ответил ее возлюбленный, отбрасывая сорочку в сторону и любуясь своей принцессой. – Я говорил тебе, как ты прекрасна?
– Кажется, нет, – капризно отозвалась та и снова засмеялась.
– Тогда говорю. Ты прекрасна, Бранда!
– А что во мне лучше всего?
– Может быть, это? – И горячие губы коснулись шеи. – Или это?
Переместились ниже, к тонкой ключице.
– Или…
Язык коснулся темного соска, и принцесса пожалела, что спросила, подалась вперед, желая более жаркой ласки.
– Не тяните время, полковник, – прошептала она, глядя в черные глаза. – Или я вас не прощу!
Вряд ли Эрвинга испугала угроза, но жаркие поцелуи коснулись впалого живота, и Бранда выгнулась дугой, запустила пальцы в жесткие волосы Эрвинга, чтобы не смел останавливаться и отстраняться. Она кусала губы, стараясь сдержать стоны. Слухи по дворцу и так ползли с завидным упрямством, но одно дело – сплетничать, другое – знать.
– Ну же! Давай уже, – требовала, сгорая от нетерпения, и все-таки вскрикнула, когда они стали едины. – Эрвинг. Эри… О, свет!
– Люблю тебя. – И жадный, смеющийся взгляд, проникавший под кожу, от которого Бранда сходила с ума. – Люблю.
